
Название: Нарушая правила
Автор: Корейский Песец/Шу-кун/Ie-rey
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань), мимосусликом У Ифань в роли Криса Ву
Рейтинг: NC-17
Жанр: колледжАУ, романс
Размер: миди (овер 20к)
Коллаж/арт: Румба Каталана//Areum & Evan
Предупреждения: !штампы!, троп «ученик и учитель», ахтунг! — романтика оф песетс! ну и кинки, просто кинки *подумал и дописал* общечеловеческие
Размещение: запрещено
Авторские примечания: Иногда предрассудки больше того, что они могли бы собой представлять, но мало кто желает это видеть и с этим бороться. Иногда «это всего лишь любовь, с которой сбиты оковы» ©Глория Эстефан
Ссылка на оригинал КФ: ficbook.net/readfic/2689063
Нарушая правила
Нарушая правила
◄●►
Хань сонно жмурился и улыбался под тихий плеск волн под полом и за окном. Обычно по утрам ему было немного зябко в домике на сваях, но это утро не походило на другие. Он нежился в тепле и прижимал к животу что-то горячее и пушистое. Спросонья запустил пальцы в... мех? Непослушные, но приятные на ощупь густые пряди.
Минуточку!
Хань кое-как приподнялся на локтях и широко распахнул заспанные глаза. Он лежал посреди софы, а поперёк устроился его блистающий прогулами студент. Ким Чонин, похоже, вообразил Ханя подушкой, обхватил руками и прижался щекой к животу, где задралась футболка. От горячей щеки Чонина по телу Ханя волнами расходилось тепло. Хуже того, выданная Ханем футболка болталась у Чонина на шее, словно он во сне пытался снять её. Собственно, из одежды на Чонине только эта футболка и осталась. И одеяло, обвившееся вокруг узких бёдер.
Чонин спокойно себе спал и выглядел непривычно умиротворённым. Печать безмятежности на его лице разгладила черты и немного — совсем капельку — их смягчила.
Хань растерянно провёл пальцами по тёмным волосам раз, другой и тогда лишь отдёрнул руку. Он посмотрел на часы и пробормотал:
— Ещё полчасика, так и быть...
Будить Чонина ему не хотелось. Он попытался как-нибудь натянуть футболку на соню, но не преуспел. Получилось только вовсе её снять. Чонин довольно вздохнул, что-то пробормотал по-испански, повозился, сдвинул голову к груди Ханя, крепче обхватил руками и продолжил смотреть сны.
Хань зажмурился от приятного ощущения, когда тёмные волосы пощекотали его кожу. Немного странно, конечно, лежать в одной кровати с парнем, который весьма условно тянул на ребёнка. Если не врать самому себе, то на ребёнка Чонин вообще никак не тянул. Вон какой здоровый конь. И тяжёлый, гад, несмотря на свою худобу. Ещё и «слегка одетый» в одно лишь одеяло.
Хань провалялся полчаса, потом всё же кое-как выбрался из-под Чонина и осмотрел безобразие на софе. «Безобразие» раскинулось в позе морской звезды, почуяв свободу, и тихо сопело. Хань обречённо вздохнул и накрыл «безобразие» вторым одеялом. Спохватился и сцапал будильник за секунду до звонка, перевёл на десять, завёл и поставил обратно.
Ладно, пускай спит. Чонин всё равно сказал накануне, что не собирался идти в колледж. Конечно, это не повод позволять ему спать до десяти и оставлять в своём доме, но и выгонять с утра пораньше тоже не дело. Тем более, их отношения выходили за рамки обычных. В колледже их беседы постоянно сворачивали куда-то не туда, а вне колледжа либо Чонин ходил хвостом за Ханем, либо Хань подбирал его в странных местах. И, наверное, только Хань знал, что Чонин иногда танцует в спортзале по вечерам.
Слишком много секретов и вопросов без ответов.
Хань быстро собрался, выпил кофе и черкнул записку Чонину. Написал, что тот может либо остаться до возвращения Ханя, либо уйти раньше — пусть только дверь плотно закроет, а там уже сработает защёлкивающийся замок.
После первых двух занятий Хань отправился на встречу с мадам Шарли — она непременно желала его видеть и узнать результат проделанной работы по курированию группы.
— Кстати, вы уточнили момент с оплатой обучения Ким Чонина?
— Простите? Разве средства поступают не с именного счёта?
— К сожалению, нет. А с этого года у нас вступили в силу изменения, внесённые спонсорами и учредителями. Необходимо выяснить, кто оплачивает обучение, и указать ответственное лицо вот в этой форме... — Мадам Шарли поискала в папке нужный бланк и вручила Ханю. — С другими студентами в вашей группе всё ясно, один Ким Чонин остался тёмной лошадкой. Попробуйте связаться с его родственниками или с ним самим. Кто-то же должен знать такие детали. Не берутся же деньги из воздуха, а это ведь довольно крупные суммы. Кроме того, Чонин от нашего колледжа посещает некоторые занятия в Национальной высшей школе танца, а это тоже оплачивается, пусть и отдельно.
— Мадам Шарли, — немного неуверенно начал Хань, сунув форму в свой портфель, — скажите мне вот что... Если Чонин всерьёз увлечён танцами и способен продемонстрировать профессиональный уровень... почему бы вам не зачислить его на танцевальное направление в виде исключения?
— Одна уступка повлечёт за собой волну похожих и часте неоправданных. Это как прецедент, если вы понимаете, о чём я. — Мадам Шарли сплела тонкие пальцы и нахмурилась. — Если было раз, значит, можно и повторять. И многие станут этого требовать, имея куда меньше оснований. Это во-первых. Во-вторых, Ким Чонину мы и так предоставили куда больше привилегий, чем прочим. В-третьих, этот мальчик слишком беспечен и совершенно не заботится о себе, работает и занимается на износ. Вы понимаете? Восточный менталитет. Если у вас там в Китае кто-то мог бы взять на себя такую ответственность, то здесь, у нас, никто на это не пойдёт. Каждый человек обязан сам нести за себя ответственность. Если Чонин научится правильно распределять нагрузки и следить за своим здоровьем с учётом всех его травм, его с радостью заберут даже в Национальный балет Марселя. Но пока он этого не сделает, ему придётся учиться в рамках системы, которая защищает его от самого себя.
В три Хань вернулся домой, но Чонина там не застал. Только у двери на крючке висела позабытая рубашка. В спальне софу аккуратно застелили и сложили стопкой футболку и лёгкие брюки. Сверху белел клочок бумаги.
«Спасибо, Сяо Лу». В конце притулились криво намалёванное сердечко и щенок. Почему-то эти рисунки жутко Ханя развеселили, ибо ну никак они у него не вязались с обликом Чонина. Взгляд Чонина обычно здорово смахивал на рентген, а это в строго противоположной стороне от милых сердечек и щенков.
Хань вызвонил японца из своей группы — тот выполнял функцию центрового для всех прочих, даже Чонин ему названивал, если хотел узнать расписание. Японец прислал Ханю сообщение с номером телефона Чонина. Хань пытался дозвониться полчаса, не выдержал, написал сообщение с вопросом по поводу оплаты и предупреждением, что зайдёт к родне. Переодевшись, Хань прихватил блокнот, ручку, сунул в карман карту и немного наличных, после чего отправился в северную часть города, где проживали родственники Чонина.
Нужную квартиру Хань отыскал довольно легко, поколебался у двери, но всё же позвонил. Дверь ему открыла дама среднего возраста и столь же средней внешности. Она никак не могла вникнуть в проблему, и лишь после долгих и нудных пояснений сообразила, что Хань — преподаватель и пришёл из-за Чонина.
— Господи, что он на этот раз натворил? — Дамочка побелела и принялась обмахиваться журналом, оказавшимся под рукой.
— Я пришёл к вам, чтобы узнать, кто оплачивает его обучение.
— Ну ещё бы... Вы мне зубы не заговаривайте, лучше сразу скажите...
— Что тут такое? — На Ханя с подозрением уставился немолодой мужчина не менее средней внешности, чем дамочка. Наверное, только с работы.
— Здравствуйте, меня зовут Лу, я преподаю у вашего...
— Только не говорите, что этот мерзавец опять что-то натворил!
— Опять? Он вполне себе умный и воспитанный молодой человек, — не выдержал уже Хань.
— Ага, воспитанный на рожу, а потом как в зад всунет, перевернёт и натянет, — зло выплюнул сквозь зубы мужчина. — Какого чёрта? Опять ему нужно переезжать? Кого на этот раз он трахнул? Вас, что ли?
Хань открыл рот и закрыл, потому что дар речи куда-то подевался с концами. В голове вообще не укладывалось, что эти люди — родня Чонина. И дело не в том, что именно они говорили о Чонине, а в том, как они это говорили. И Ханя душила бессильная ярость.
— Эк его прихватило... Стакан воды принеси, что ли.
Дамочка метнулась за водой, вручила стакан Ханю и подождала, пока он выпьет половину.
— Это не первый раз уже. В Мексике его обвиняли в изнасиловании преподавателя. Ему было пятнадцать. К счастью, преподаватель не стал поднимать шум, и всё замяли. На Кубе история повторилась с учителем танцев из Флориды. Хотя там обошлось без насилия, кажется. Дело опять же замяли. И тут вы теперь...
— Погодите, я вовсе не... — попытался исправить возникшее недоразумение Хань.
— Да наплевать! — вмешался мужчина, эмоционально размахивая руками. — Пускай снова переезжает, но уже сам. И я больше не собираюсь это терпеть — сразу в суд, пусть с ним разбираются! А вы ступайте, ступайте...
Ханя стали выталкивать из квартиры. Как раз в эту секунду на этаже остановился лифт, и створки разошлись, явив всем присутствующим Чонина.
— Ты! А ну убирайся отсюда! — завопил тут же мужчина, тыча в сторону Чонина пальцем.
Тот вышел из лифта и что-то коротко бросил по-корейски, потом перевёл взгляд на Ханя. Пока дамочка и помятый мужчина орали уже по-корейски, Хань и Чонин просто смотрели друг на друга и молчали. Потом Чонина попытались оттолкнуть к лифту, и он вновь сказал что-то короткое и резкое, и чуть не поплатился за это — Хань успел в последний миг поймать чужое запястье и удержать за руку, дабы Чонину не расквасили нос.
Крики становились всё громче и, вероятно, бессмысленнее. Чонин слегка оттолкнул от себя возбуждённых родственников, вздохнул и двинулся к лестнице.
Несколько шокированный всем произошедшим и пока ещё не представляющий, что ему думать, Хань последовал за Чонином. Догнал только этаже на третьем и тронул ладонью за плечо.
Чонин обернулся, смерил его непроницаемым взглядом.
— Что? Разве тебе не всё рассказали?
— А ты пришёл, чтобы перехватить меня и не позволить с ними встретиться?
— Нет. — Чонин помолчал и тихо добавил: — Не совсем.
— То есть, всё, что они сказали...
Чонин выразительно вскинул брови. Дескать, думай сам.
— Вообще-то я пришёл, чтобы узнать имя человека, оплачивающего твою учёбу. Оно требуется для документов нового образца. И только. Информацией о твоей личной жизни меня обременили.
— Тогда просто забудь.
Чонин круто развернулся и продолжил спуск по лестнице.
— Да постой ты!
— Что ещё?
— Можно послушать твою версию?
— Что, прости? — Чонин остановился, опять повернулся и смерил Ханя всё тем же непроницаемым взглядом.
— Я хочу услышать это от тебя. Всё то, что мне пытались рассказать. — Хань поправил очки, чтобы спрятать беспокойство. И спрятать заботу. Смотреть на Чонина спокойно было трудно, почти невозможно. Хань смотрел, а в груди что-то сдавливало, кололо так сильно, что дыхание перехватывало. Он и рад бы всё исправить, но он не чародей, чтобы взмахом волшебной палочки превращать чужие изломанные жизни в безупречные и радостные прямые линии, где всё ровно и гладко. Он даже свою жизнь не мог превратить в красивую сказку.
— Неужели?
— Представь себе.
— Ума не приложу, на кой чёрт тебе это нужно, — очень тихо проговорил Чонин, крепко стиснув кулаки и позабыв о невозмутимости. И теперь Хань читал в его глазах глухую ярость, что копилась годами. — Чтобы убедиться, насколько я неправильный? А не боишься нарваться на неприятности?
Хань резко выдохнул, когда его толкнули вдруг к стене и надавили предплечьем на горло — без шуток, всерьёз, до сильной боли. Горячее дыхание опалило скулу, и захотелось спрятаться от пристального тяжёлого взгляда, но никак и некуда.
— Пусти...
— Да уж не рыпайся теперь, — приструнил его Чонин и сильнее надавил предплечьем на горло. — Теперь это больше похоже на правду, не так ли? Ты всё ещё хочешь послушать мою версию? Или с тебя хватит?
— Всё ещё хочу... — с трудом выдохнул Хань. — Но если... будешь так держать... я отключусь раньше, чем... расскажешь до конца. Мне всё ещё нужен воздух... знаешь ли. Жабры не отрастил.
С губ Чонина слетел тихий смешок, но почти сразу он вновь стал серьёзным и чуть ослабил давление.
— Жабры в воде нужны.
— Неважно. Рассказывать будешь?
— Нечего там рассказывать. Тебе всё рассказали уже.
— Чушь какую-то.
— Я тебе расскажу то же самое, хочешь?
— Ну давай.
— Мне было пятнадцать. Это было в Мексике. Изнасилование преподавателя.
— Официальная версия? — ядовито уточнил Хань.
— Официальной версии нет, потому что делу не дали ход.
— Что это был за преподаватель?
— Преподаватель музыки. Кореец. До Кёнсу. Маленький человек с большим сердцем, бездонными глазами и голосом ангела, — с печальной задумчивостью пробормотал Чонин. — Скажи, что я сволочь.
— Мне не хочется. И как это было?
— Тебе же сказали...
— Прекрати, ладно? Я не верю. К тому же, ты так о нём говоришь, что... Как это было? Он тебе понравился? Или ему понравился ты? С чего-то же это началось? Он попытался стать к тебе ближе, вас застукали, потом сказали, что ты изнасиловал его, дабы замять дело? Потому что в деле был замешан несовершеннолетний, и если бы обвинили учителя, то легко бы он точно не отделался. Да и ситуация, когда учитель позволяет ученику подобное... Ведь так всё было?
Чонин немного отстранился и внимательно осмотрел Ханя с головы до ног и обратно так, словно видел впервые.
— У тебя большой опыт?
— Не особо, просто пару раз сталкивался с чем-то подобным. — Хань постарался говорить с уверенностью, которой не ощущал. — Всегда проще обвинить несовершеннолетнего, чтобы сгладить ситуацию. Так считается. И если этот несовершеннолетний похож на тебя, то общественность сожрёт такую ложь на ура, даже не подавится.
— А что со мной не так? — с горечью улыбнулся Чонин.
— Всё не так. Ты... слишком необузданный, дикий. На тебе лишь налёт цивилизованности, и это очень хорошо заметно, что именно «налёт». В древности таких, как ты, называли демонами. Из-за высокого заряда сексуальности и... непостижимого таланта.
— Как мило. И поэтому...
— ...им хочется тебя сломать. Не то слово. Хотя бы из банальной зависти и непонимания. А что было потом? На Кубе?
— Учитель танцев был на Кубе. Так, короткая интрижка. Ничего особенного. Просто об этом много болтали.
— О да, наверняка о тебе везде много болтают.
— Не то слово, — ядовито передразнил его Чонин. Лицо с резкими чертами по-прежнему было так близко, что Хань щекой ощущал размеренное дыхание: тёплые выдохи и тягучие неторопливые вдохи. — Ну так вот, теперь ты знаешь. Счастлив?
— Не знаю. Не уверен. А как... как это было в... первый раз?
Хань продолжал теряться под пристальным взглядом Чонина. Тот всегда смотрел на него. В свете всплывшей истории повышенное внимание Чонина к Ханю обретало новые оттенки и подтверждало догадки и домыслы, но Хань не представлял, что он должен чувствовать.
Отвращение? Неприятие? Пренебрежение? Потому что так надо и так принято?
Не получалось.
Хуже того, Ханя так и подмывало делать и говорить именно те вещи, что могли бы спровоцировать Чонина. На что-нибудь. Он редко испытывал настолько сильное желание вывести человека из равновесия, заставить сбросить маску, лишиться невозмутимости и показать себя истинного во всей красе — без налёта цивилизованности.
— Ты, правда, любишь навязывать своё общество? Или они сами падали тебе в руки?
— Чаще второе, чем первое, — внезапно ответил тут же и практически без раздумий Чонин. — Собираешься упасть мне в руки?
— Ещё чего! — Хань попытался оттолкнуть Чонина, но не преуспел. Чонин ещё и вцепился в его подбородок пальцами, уверенно придержал, не позволив ни отпрянуть, ни повернуть голову.
— Давай ты не станешь меня разочаровывать? — едва слышно пробормотал Чонин, почти коснувшись сухими губами щеки и уха Ханя. — Ты похож на невинного ангела, но я надеюсь, что целоваться ты умеешь.
— Представь себе! — огрызнулся Хань, предприняв ещё одну попытку вывернуться. Получилось намного лучше, чем раньше. Наверное, близость Чонина всё-таки пугала его, и он вырывался из крепких рук с остервенением и сильнейшим желанием сбежать куда подальше.
Недолго музыка играла: Чонин легко перехватил его руки и вновь прижал спиной к стене, после чего наклонил голову и позволил их губам встретиться. Всё началось с тепла, порождённого, наверное, их дыханием, и это тепло постепенно росло, превращалось в жар, охватывающий голову, подчиняло разум, медленно, но неумолимо заполняло тело — от кончиков волос на голове до кончиков ногтей на пальцах ног. Жар кипел под кожей, пробирал до самых костей и неожиданно заставлял дрожать, как от волны стылого холода.
Хань ухватился за плечи Чонина только потому, что колени подгибались из-за дрожи. Когда стоишь на ногах так неуверенно, трудно отталкивать единственную опору. О стене за спиной Хань совершенно позабыл, потому что Чонин умудрился сконцентрировать его внимание на одном себе. И если под кожей Ханя пульсировал жар, то Чонин казался уже пламенем, раскалённым металлом. Он обжигал пальцы и ладони Ханя даже через ткань футболки, обтягивавшей широкие и твёрдые плечи. И Хань сам ловил горячие выразительные губы, чуть прикусывал и пробовал на вкус кончиком языка.
Весь мир мог подождать, потому что прямо сейчас Хань не хотел думать вообще.
А причин для размышлений хватало. Например, была веская причина прекратить всё это, потому что Хань — преподаватель, а Чонин — его студент. И Хань мог пулей вылететь из колледжа, несмотря на снисходительность французов к отношениям подобного рода. А ещё Хань знал, как часто люди становятся пленниками его внешности и не видят ничего, кроме «красивой игрушки». И Хань до последнего не хотел верить, что Чонину мог бы понравиться парень, потому что это всё осложняло. Потому что Ханю невыносимо хотелось провоцировать Чонина и выводить его из себя, наблюдать за ним, за его огнём, за страстью, видеть в нём то же пламя, что горело внутри танцующего Чонина, выволочь на свет эту красивую одержимость и превратить...
...превратить...
Чонин упёрся ладонью в его грудь и припечатал спиной к стене. Смотрел в упор и с трудом делал вдохи и выдохи.
— Вот так это было. Почти. В первый раз, — едва слышно пробормотал он, продолжая прижимать Ханя к стене.
— Почти?
— Да. В первый раз это стоило мне разбитой губы, прокушенного языка и почти
Посетите также мою страничку
transcribe.frick.org/wiki/Why_Some_Folks_Nearly... не сообщение об открытии счета в иностранном банке
33490-+