Название: Формула-О (Formula Exol)
Автор: Корейский Песец / Шу-кун / Ie-rey
Фэндом: EXO - K/M
Основные персонажи: Лу Хань (Лухан), Ким Чонин (Кай), Ву Ифань (Крис), Ким Чунмён (Сухо), Чжан Исин (Лэй), Бён Бэкхён, Пак Чанёль
Пэйринг или персонажи: КайЛу, ЧанБэк - основа + боком СуЛэй, ЧенМин, Крис, Сэхун, Тао, Кёнсу (ОТ12)
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст, Юмор, Фантастика, AU, Омегаверс
Предупреждения: Кинк
Размер: Макси, 249 страниц
Кол-во частей: 32
Статус: закончен
Описание:
косморейсингАУ. Formula Exol в переводе — Формула Определения. Определение есть совершенство, а совершенство недостижимо, потому издавна обозначалось как ноль. Трансформер вс Эльдорадо, но любая команда состоит из обычных людей, стремящихся к собственным целям. Или просто в небо, в космос, к настоящим звёздам. К скорости и определению, к идеалам. Просто у каждого из них небо собственное, не такое, как у других.
Посвящение:
Трансформер и Эльдорадо
Примечания автора:
омегаверс, да, но — гонок тут больше, чем омегаверса, омегаверс, скорее, антураж, ибо автор решил считерить, чтоб не объяснять, почему "тут все геи" - силы ему понадобятся на гонки )))
Ссылка на оригинал КФ: ficbook.net/readfic/3274695
Глава 28
Больше нет любви, что многих держит на Земле.
Надежды нет! Есть точка невозврата из мечты –
Лететь на свет таинственной звезды…
Ария — Точка невозрата
Глава 28
Пробуждение оказалось одним из самых приятных в жизни Ханя. Его разбудили долгим поцелуем, желанной тяжестью навалившегося сверху горячего тела и прикосновениями жадных ладоней.
Он смахнул длинную чёлку со лба Чонина, томно улыбнулся влажными после поцелуя губами и потребовал новый поцелуй. Неважно, как долго они были в одной постели, Ханю всё равно не хватало этого. Всегда хотелось ещё больше, даже если сил не оставалось вовсе.
— Сегодня... гонка... — с трудом прошептал Хань в перерывах между поцелуями.
— Знаю. — Чонин накрыл их обоих одеялом с головой и припал губами к груди Ханя, злонамеренно играясь с чувствительными после бурной ночи сосками. Каждое касание губ, языка или пальцев как удар током, после которого по телу разливалась восхитительная слабость, заставлявшая мышцы покорно распускаться в ожидании новой порции удовольствия.
Хань громко застонал — Чонин сжал пальцами набухшую вершинку соска и мучительно медленно потёр.
— Через... полтора часа... сбор...
— Успеем.
Горячая ладонь прошлась по груди, животу и пробралась меж бёдер, чтобы раздвинуть ягодицы и коснуться тонкой кожи. Сосок опалило долгим выдохом, а потом в тело Ханя толкнулся палец, а вокруг соска сомкнулись губы — одновременно. Чонин посасывал и слегка покусывал напряжённую вершинку соска, пока уже два его пальца двигались внутри Ханя, заставляя того широко разводить ноги и прижиматься к Чонину всем телом. Потому что пальцы в их случае — это не вариант.
— Ну же... — взмолился Хань, изнемогая от обострившегося, но до сих пор неутолённого желания. — Пожалуйста...
— Попроси громче, — шепнул ему в шею Чонин и потёрся носом о кожу под ухом.
— Тебе... это нравится?..
— Не представляешь, — жгучий поцелуй в припухшие после ночи губы, — ...как сильно. Когда шумишь от удовольствия, меня... это заводит...
Хань не стал глушить громкий долгий стон. И потом слабо улыбался, когда Чонин брал его с низким рычанием. Заполучив в себя член Чонина, Хань наконец забыл о времени. В общем-то, он всегда забывал обо всём на свете, когда их с Чонином тела сливались в желании стать ещё ближе. Крепкий ствол внутри, жадные ладони и губы снаружи, жар, пот, вкус поцелуев и страсть на кончике языка — это всё, что нужно для полёта. Даже лучше, чем на трассе, потому что можно отпустить рассудок и позволить себе немного безумия.
Или много.
Хань под одеялом нашарил ладонями голову Чонина, коснулся твёрдых скул, подбородка и притянул к себе, чтобы осыпать влажную от пота кожу лёгкими поцелуями.
— Ещё... — выдохнул в полные губы и тронул их кончиком языка.
Руки Чонина скользнули по его бокам, опустились на бёдра, подхватили поудобнее, чтобы толчки стали быстрее, чаще. После ладони легли на ягодицы и сильнее раздвинули их, позволив и Чонину, и Ханю ощутить ещё острее трепет мышц, сжимавших член внутри тела Ханя.
— Хочу...
— Что?
— Хочу тебя...
Хань подавился вдохом, потому что его с силой вжали в матрас, а кожу меж ягодиц почти обожгло жаром от быстрых движений.
— Больше... Чтобы потом... и ноги не держали...
— Я думал... ты скромный... а ты тот ещё распутник...
— Только с тобой, — признался Хань Чонину на ухо, припечатал ладони к заднице Чонина и резким рывком притянул его к себе, тут же застонав от глубокого и сильного толчка. — Хочу тебя всего себе... Всего тебя... внутри меня... чтобы... что... бы... чтобы... о-о-о!.. чтобы... чтобы я... был тобой полон... как бокал... вином...
— Я запомню это... — тихо заметил Чонин, коснулся его губ почти невесомым поцелуем и принялся с силой вбиваться в покорное тело, жаждущее большего. Вновь наполнял Ханя собой и едва ли не ускользал, оставляя тень пустоты, чтобы прогнать её тут же новым сильным и резким толчком. Позволял чувствовать горячую твёрдость внутри, упиваться их близостью, окрашивающейся всё более яркими вспышками удовольствия.
Удовольствие — до слёз, блестевших на кончиках ресниц, до чувственной дрожи всем телом, до сведённых сладкой судорогой пальцев на ногах и руках, до неукротимого желания раствориться в оргазме без следа, сгореть и опасть пеплом на смятые простыни...
— Интересно, у нас когда-нибудь будет нормальный секс? — индифферентно поинтересовался Хань спустя полчаса.
— А что не так с нашим сексом? — с искренним недоумением спросил Чонин, бесстыже развалившийся на Хане и всё ещё пытавшийся обуздать сбитое дыхание. Хань крепко обхватил его руками и ногами, продолжая чувствовать Чонина в себе. Это дарило необъяснимую умиротворённость. И уверенность в себе.
— Бесполезно, — подытожил Хань. Хотя чёрт его знает... Может, у них с Чонином как раз и получался правильный секс? Это просто раньше у Ханя партнёры были не те, потому и секс выходил ровным и таким... спокойным, что ли? Как посмотреть. Может, в норме так и должно быть, чтобы от секса с ума сходили и напрочь теряли контроль?
— Хочу тебя, — шепнул Хань, запустив пальцы в спутанные волосы Чонина.
— Попозже, а то на гонку опоздаем. Вот позорище будет... — И Чонин без тени смущения вышел из Ханя, слетел с кровати, сгрёб Ханя вместе с одеялом в охапку и отволок в ванную.
— Псих! — завопил сунутый под струи ледяной воды Хань. — Ты что творишь?!
— Привожу тебя в чувство. И себя заодно. — Чонин бесстрашно шагнул под холодную воду и привлёк Ханя к себе вместе с намокшим одеялом. — Получше?
— Угу... — Хань завозился в его объятиях, брезгливо отбросил влажное одеяло в сторону, обвил смуглую шею руками и припал к полным губам жадным поцелуем. Вот так было очень даже неплохо. Пусть и под холодной водой. — Всё равно хочу тебя...
Чонин тихо засмеялся, развернул его к стене и провёл ладонью по ягодице, чтобы через секунду хлёстко ударить — без замаха, но сильно и больно. В сочетании с холодной водой... У Ханя встало сразу и мощно.
— Успеем? — хрипло шепнул через плечо, чуть повернув голову, и захлебнулся собственным стоном, приник грудью к ледяным плиткам на стене... Тихо заскулил от контраста холода и жара от ладоней на бёдрах и прижавшейся к пульсирующему входу головки. Сам подался назад, насаживаясь на член, стремясь быть растянутым им и наполненным, вновь сходя с ума даже под холодным душем. Правда, скоро Чонин придавил его к стенке, зафиксировал на месте и принялся исступлённо двигаться, словно хотел впечатать в кафель собой, расплавить, остаться внутри навсегда. И не забывал при этом время от времени тяжело прикладывать руку к заднице Ханя, опаляя резкой и жгучей болью, непристойно сладкой, вызывающей ещё более мощный прилив возбуждения.
У Ханя колени подгибались, а ноги грозили разъехаться в стороны, но руки Чонина на его бёдрах не позволяли Ханю ни упасть, ни ускользнуть — они позволяли Ханю лишь насаживаться на член или сами тянули назад и насаживали. Чонин в этот раз брал его несдержанно, с пылом, с откровенным восторгом, позволяя себе тихие хриплые стоны, жадное рычание собственника, чувствительные укусы и засосы-метки. И, наверное, он впервые не пытался скрыть собственное удовольствие даже в малом. А Хань впервые ощущал настолько сильное искреннее желание, объектом которого выступал он сам. Это было горячо и быстро, даже грубо. С залитой спермой кожей на пылавших от шлепков ягодицах, метками по плечам, спине и шее, синяками от пальцев на бёдрах — под шум льющейся на них сверху воды...
Но всё равно мало.
Из ванной они выбрались через двадцать минут разгорячёнными и бодрыми. Осталось за четверть часа добраться до общего ангара и разбежаться по командам.
— Как я выгляжу? — тихо спросил Хань перед расставанием, бросил ладонь Чонину на затылок, заставил наклонить голову, чтобы можно было коснуться его губ губами собственными.
— Ты выглядишь полностью моим, — сверкнул улыбкой после поцелуя Чонин. — Лучше и быть не может.
— Да я тебя...
Хань умолк, отдавшись поцелую весь. Увлечённо ловил кончик языка Чонина у себя во рту, таял, словно снежинка зимой на горячей щеке, и не хотел отпускать Чонина. Совсем. Если вот это означало «быть любимым», когда кольцом вокруг сильные и надёжные руки, телу тепло и сладко, а на душе — покой с желанием пополам, и сердце так упоительно замирает, чтобы после сорваться в бешеный перестук, когда так ненавязчиво кружится голова и хочется мягко проваливаться в бездонную пустоту, падать вниз, но знать, что никогда до дна не достать...
— ...тогда я хочу, чтобы ты любил меня всегда, — безотчётно продолжил мысль вслух Хань. И замер, настороженно вглядываясь в резкие черты лица Чонина.
— Даже если это будет всё, что я могу тебе предложить?
Хань кивнул без раздумий. Всё к чёрту, в самом деле. То, что было между ними с самого начала, нельзя назвать просто сексом. Это всегда было чем-то большим. В конце концов, чтобы заботиться об удовольствии партнёра, надо этого хотя бы хотеть, а не только удовлетворять желания собственные. И от близости с Чонином Хань всегда получал больше, чем ожидал. То, как Чонин к нему прикасался, как брал, как целовал или обнимал... это всегда оставалось особенным и не таким, как у других.
— Я запомню это, — шепнул Чонин, пометил его губы новым быстрым поцелуем и рванул к ангару Три Сотни за миг до того, как из ремонтной Трансформер высунулся Ифань и наорал на Ханя.
— Чего стоишь как усватанный?! Быстро переодеваться! Ты хоть спал вообще?
Хань спал. Урывками. Когда лишался сил и не мог даже рукой пошевелить. Оправдать себя и Чонина он мог тем, что в одной постели они оказывались не так часто, как хотелось бы. А когда всё-таки в постель попадали вместе, то стремились наверстать упущенное. И ведь особых проблем не наблюдалось: тело Ханя по-прежнему остро реагировало на Чонина и было готово принять его всякий раз, как им того хотелось. Норма для омеги, но беты редко могли таким похвастать. Особенное ощущение, конечно. И новое. Хотя бы для Ханя — точно новое.
Пока Хань переодевался, вертелся перед зеркалом и пытался оценить себя объективно и беспристрастно. Красивый, да, запоминающийся. Если не знать, что бета, то рядом с Чонином его легко принять за омегу. Полная противоположность Чонина, а Чонин — классический альфа. Всё, что было в Чонине резким и жёстким, в Хане было мягким и плавным. Хань даже кончиком пальца потрогал собственный нос. Короткий и аккуратный. И даже нет намёка на хищную горбинку, как у Чонина. Отец-омега всегда говорил Ханю, что по носу альфы можно легко вычислить его «оснастку». Длинный нос — длинный член, короткий нос — короткий член. Ну а если нос, как у Чонина, то член средней длины, зато толстый, что просто превосходно. Потому что толщина всегда важнее длины...
Хань покраснел и встряхнулся, чтобы отогнать подобные мысли куда подальше, ведь секс — это не самое главное. Наверное. Зато приятный бонус к прочему.
Хань огрёб от Ифаня за медлительность, добежал до болида и залез внутрь. Потом улыбался, как дурак, и трогал собственные губы, которые до сих пор горели и саднили от множества поцелуев.
Хань даже не помнил, как добирался до стартовой линейки и занимал своё место, зато помнил, как Чонин выделывался после старта.
Чонин после старта не полетел в ворота трассы, как прочие, а заложил мёртвую петлю, прошёлся винтом, подержал болид вертикальной свечкой и тогда лишь сунулся на трассу.
— И что это было? — врубив межкомандный канал, поинтересовался Ифань мрачным голосом.
— Кажется, он меня любит, — выдал нечто совершенно неожиданное Чонин.
— Что?
— Говорю, что он, кажется, меня любит. Представляешь?
— Господи... Тут гонка вообще-то. Проснись и набери скорость хотя бы, влюблённый придурок. Выделываться будешь после финиша.
— После финиша всегда успею, мне сейчас хочется.
— Он так тебе и сказал, что любит?
— Ага... Ну, то есть, нет. Он не говорил, но сказал, что хочет, чтобы я всегда его любил. Это одно и то же.
— Да неужели? Твоя логика для меня загадочна. Он же сказал, что хочет, чтобы ты его любил, но не сказал, что он сам тебя любит.
— Одно другому не мешает, но суть не в этом. Он хочет, чтобы я любил его, даже если не смогу заключить брак. Понимаешь? Это куда важнее всего прочего. Он меня любит, надо же...
И Чонин пустил болид с вращением, но не по трассе, а на пару уровней вверх. У судей и комиссии там, небось, сердечные приступы послучались, как и у всех тех зрителей, что поставили на победу Чонина крупные суммы.
— Уймись, слышишь?
— Мне не хочется. Дай на ушах постоять.
— Господи... Ребёнок, угомонись же ты! Потом постоишь на ушах. Для начала хотя бы закончи гонку, пусть и последним.
— Почему последним? Я лечу.
— Я вижу. Так вижу, что аж сердце кровью обливается. Твоя команда тебе это не простит.
— А, точно, команда... Забыл связь с ними врубить. Теперь, наверное, и не стоит, а то столько гадостей наговорят.
— Ну знаешь, они имеют право на это, учитывая твоё поведение с отягчающими. Соберись и вернись на трассу, я тебя умоляю.
— Иногда ты слишком серьёзный.
— Кто бы говорил... К тому же, с золотом он тебя ещё больше любить будет.
— Да? — с сомнением уточнил Чонин. — Думаешь, это имеет значение?
— Учитывая, что ты бывший чемпион, кумир и вообще знаменитость и его наставник... имеет. Ускоряйся уже, а то все скоро второй круг начнут, а ты ещё и не почесался.
— Считай, что я дал им фору. Ради интересной гонки.
К счастью, Чонин всё же вернулся на трассу и перешёл в свой обычный сумасшедше-скоростной режим. При таком подходе догнать остальных для него не являлось проблемой, как обходить всех гонщиков одного за другим.
— Как будто крылья отрастил, — буркнул себе под нос Чунмён, отслеживая ход Чонина по трассе на мониторах.
Ифань слабо улыбнулся, но промолчал. Природу происхождения этих «крыльев» он знал, но всё равно опасался, что и на этот раз крылья могли быть фальшивыми. Предать и причинить боль людям всегда легче и проще, чем поддержать и сделать что-то во благо другого.
— Тао идёт отлично, как думаешь?
Чунмён неохотно переключился на Тао и оценил, затем кивнул.
— Ты говорил с ним?
— Да нет, просто отработал прохождение нескольких похожих секций. Результат лучше того, что я ожидал. На тренировках он гонял хуже.
— Он просто тебя боится.
— Я бы не сказал. Скорее, просто нервничает в моём присутствии больше обычного. Если выхожу вместе с ним на трассу, то и вовсе... Ему другой тренер нужен.
— Не нужен ему другой тренер, он просто восхищается твоими достижениями, вот и млеет, когда оказывается на трассе рядом с кумиром.
— Чушь. Но даже если так, ему нужно это перебороть, иначе какой из него гонщик?
— Люблю я тебя, — вздохнул Чунмён и проигнорировал слегка удивлённый взгляд Ифаня, но продолжил: — За твои непоколебимые принципы. Иногда удавить тебя из-за них охота, но, с другой стороны, благодаря им ты надёжен, как скала. Ты уже говорил всем, когда возвращаешься?
— Нет ещё. — Ифань поморщился с лёгкой досадой. — К тому же, мы ведь по-любому договорились, что я остаюсь тут до конца этого сезона. Вот и ладно. К чему заставлять народ нервничать?
— Угу... Вечно ты так... Ладно, мне надо подумать, что я скажу Чонину.
— Думай тогда. — Ифань развернул к себе монитор и понаблюдал немного за Ханем, потом переключился на Чонина. Сомневаться в его победе не приходилось, но Ифаню просто нравилось смотреть на его полёт и машинально прикидывать, как Чонин это делает. Бессмысленно теперь, конечно, потому что Ифаню уже заказан путь на трассу, но привычка осталась.
После торжественной церемонии Чунмён с ног сбился в поисках Чонина. Нашёл в подсобке вместе с Ханем и вежливо покашлял с намёком, чтобы парочка отлипла друг от друга. Чонин посмотрел на него с недоумением, а Хань напрягся — наверное, решил, что сейчас Чунмён будет его отчитывать за то, что Хань получил серебро, а не золото.
— Поговорить надо, — хмуро сообщил Чунмён, прямо глядя на Чонина.
— Со мной? — уточнил тот на всякий случай, дождался кивка и резко спросил: — О чём?
— О тебе и Трансформер. Наедине, если можно.
Хань выпустил из ладони пальцы Чонина и заметно побледнел, потом порывисто отступил на шаг от Чонина, затем торопливо прошёл мимо Чунмёна и подчёркнуто бесшумно закрыл за собой дверь подсобки. Он стрелой домчался до ангара, влетел в раздевалку и врезался в Ифаня.
— И куда ты так несёшься?
— Уже никуда! — огрызнулся Хань, отступил назад и требовательно спросил напрямик: — Почему Чунмён решил вдруг вернуть Чонина в команду?
— Он тебе так сказал?
— Я не дурак, Ифань. Он собирается вернуть Чонина. Почему вдруг? Потому что Чонин может побеждать, а я нет? И если я чаще приношу команде серебро, то теперь я не нужен, да? И если Чонин вернётся, мне тут же укажут на дверь? Или потянут с этим немного, чтобы смягчить удар? Только давай без сочувствия и дипломатических пируэтов. Чонин мне тоже говорил, что нужно время, чтобы я смог побеждать чисто. Не врал ведь? Выходит, мне пока на трассе делать нечего?
— Не передёргивай. Тебе самое место на трассе. А победы придут. Не прямо сейчас, но...
— Вот именно! А прямо сейчас Чунмёну нужен Чонин, а не я. — Хань опустился на лавку и провёл ладонью по лицу. — Как же я устал от этой чехарды. И как мне надоели эти резкие смены настроения у Чунмёна. Я не игрушка, которую можно переставлять с полки на полку под настроение. То он выгоняет Чонина вместе с победой и даёт мне новый шанс, то возвращает Чонина, вновь лишая меня шансов...
— Не говори ерунды. Какая разница? Чонин никуда не уходит с трассы. В Три Сотни ему ничто не мешало побеждать. В Трансформер он хотя бы будет рядом с тобой всё время и сможет больше времени уделять твоему обучению. Не этого ли ты хотел?
Хань вскочил с лавки и замер перед Ифанем, потом покачал головой.
— Я хотел этого, но это личное. Гонки — это другое. И я не о том, что хочу победить даже Чонина. Я о том, что мне надоело быть заменой и куклой. С самого начала Чунмён решал за меня. С самого начала я только и слышал, как именно и как часто должен приходить первым. Всегда первым. И наплевать, что там на трассе и кто. Чунмён твердил, что я могу. Что он верит в это. Ты сам требовал от меня побед, как и он. А теперь... теперь вам нужен Чонин, потому что он может прямо сейчас, а я — нет. Ведь так? Нет, ничего не говори, и слышать не желаю! С меня довольно! И да, я прекрасно всё понимаю! Чонин — легенда трассы, чемпион и бывший, и действующий. Покажите мне идиота, который бы в этом усомнился, а? А, да, ещё он альфа и всё такое. Конечно, зачем команде какой-то дебютант? Он же ещё и вылететь может в любой момент. Потому что бета и должен проходить обследования! А результаты обследований часто непредсказуемы, да-да. О какой надёжности может идти речь? Как ни крути, я не самый выигрышный вариант. Но хуже всего то, что я чётко понимаю всё это только сейчас. А ведь и раньше мог бы сообразить и сэкономить себе кучу нервов, но нет! Мне нравилось быть наивным и верить в сказки. Чёрт... Я думал, что в Формуле будет лучше, чем где-то ещё, но даже это с самого начала было иллюзией.
— Хань...
— И не смей перебивать меня! Я не закончил! А даже если и закончил, я всё равно ничего не хочу слышать. Всё, что ты мне можешь сказать, я знаю давным-давно! Сотню раз слышал и от тебя, и от Чунмёна! Пошли к чёрту! Все вместе! Ещё за руки возьмитесь и шагайте дружно в ногу!
Хань метнулся к двери, но застыл на пороге, когда в спину ударило:
— Но ты любишь его. Зачем делишь тогда?
Хань уставился на собственные пальцы, стиснувшие дверную ручку. С трудом сглотнул, так и не смог обернуться, потому закрыл глаза и тихо признал:
— Люблю. Но иногда приходится мириться с несовершенством мира вокруг. Кому, как не тебе, знать об этом лучше? — В горле предательски защипало, и под веками медленно разлилась боль, словно в глаза песка насыпали. Ханю очень хотелось обернуться, чтобы увидеть лицо Ифаня и те чувства, что могли — в теории — сейчас отражаться в безупречных чертах. Но он не осмелился. Духа не хватило. Ему сейчас и собственной боли было чересчур много. — Он подарил мне... достаточно, чтобы я не остался без неба вовсе.
— Ты винишь не тех, кого следовало бы.
— Конечно, да уж. В моих глазах это выглядит предательством, Ифань. Вот так. А ты попробуй остановить меня или переубедить. — Хань, продолжая стоять спиной к Ифаню, зло смахнул рукавом влагу с ресниц и попытался улыбнуться. Губы казались деревянными, так что ни черта у него не вышло. Здорово, что никто и не видел эту жалкую попытку.
— А вот хрен тебе. Сам додумаешься. Так даже будет лучше. Лучше, что собственным умом дойдёшь, чем с подсказками посторонних.
— А дойду ли?
— Учитывая, что ты собираешься сейчас делать... никуда не денешься.
— Ну да, ну да... Трансформер я не нужен настолько, что ты даже не пытаешься остановить меня? Какая прелесть...
— Делай, что собрался делать, глупый ребёнок. Наверное, так в самом деле будет лучше, чем как-то иначе.
— Вот и чудно! — Хань захлопнул дверь и понёсся к ангару с челноками. По пути едва не сбил с ног Чанёля и Кёнсу, не обратил внимания на удивлённые оклики, влетел в ключевую, расписался в журнале и через пару минут уже покидал станцию Формулы. Быть может, навсегда.
Глава 29
Не сходи с ума, даже если бьют по нервам,
Даже если тьма и в системе сбой.
Не сходи с ума, не беги, как пёс, за первым.
Не сходи с ума, будь самим собой!
...Всё, больше ты не пленник -
И руки на руле.
Ария — Не сходи с ума
Глава 29
Без Чонина небо было одиноким.
— Господин Лу, ваша почта.
— Спасибо, господин Са. Обычный заказ, пожалуйста. Я подожду.
Хань развернул журнал на итоговых таблицах сезона и машинально нашёл список в десять граф. Золото у Чанёля за Эльдорадо и две золотых победы у Чонина за Трансформер. Ожидаемо. В общем зачёте у Трансформер вышло пять побед из десяти возможных. Две из них принадлежали Ханю и три — Чонину. Трансформер получила конструкторский кубок Формулы-О. Второе место отходило Три Сотни и Солар за счёт трёх побед Чонина, а на третьем месте с двумя победами красовалась Эльдорадо. Дальше начиналась чехарда в личных таблицах гонщиков, потому что Чонин во время сезона дважды сменил команду. Начал в Трансформер, ушёл в Три Сотни, а потом опять вернулся в Трансформер. Если у Ханя и Чанёля было по две победы, и они заслуженно делили между собой серебро и бронзу сезона, то у Чонина было шесть побед, но три из них — за Трансформер и три — за Три Сотни. Судьи и комиссия не знали, что делать, поскольку случай оказался беспрецедентным. Решение этого вопроса отодвинули на недельку по времени, хотя что тут решать, если три по-любому больше двух, то есть, золото однозначно уходило Чонину.
Хань медленно перевернул страницу и кончиком пальца провёл по голоснимку. В красной форме Трансформер, смуглый, с длинной чёлкой... Чонин смотрелся чудесно. И эта слабая улыбка на полных губах...
Хань вздохнул и закрыл журнал, чтобы не травить душу и не читать едкую статью с порой неловкими выпадами в адрес Империи. Вообще он не собирался больше заказывать этот журнал, потому что уже не имел никакого отношения к Формуле-О. Это был последний раз. Просто чтобы узнать итог сезона — не более того. Ради Чонина.
Ханю хотелось вернуться обратно в небо, но он запрещал себе. Потому что тогда всё же поступил правильно. Ему следовало раньше уйти, а не терпеть, тогда, быть может, он узнал бы сразу об авантюре отца. И если поначалу он винил Чунмёна, то теперь понимал, что у Чунмёна и выбора-то особого не было. Что ещё оставалось Чунмёну делать, если от побед Ханя зависело будущее Трансформер? Быть может, Хань поступил бы так же на его месте, кто знает? Но в этом конкретном случае Хань играл роль разменной монеты и инструмента, не больше. И его удача лишь в том, что он вовремя ушёл. Или не так уж и вовремя, но точно не зря.
Из дома он тоже ушёл сразу после того скандала, что устроил отец. Узнал правду и ушёл. Всё-таки Хань побеждал в Формуле и получал вознаграждение. И эти средства принадлежали только ему, так что с хлеба на воду он не перебивался. Пока мог себе позволить жить спокойно и заниматься тем, чем заниматься хотелось. Вот к исходу года стоило задуматься, что же делать дальше. Но это — к исходу года.
Хань пробовал вновь подняться в небо, но...
Без Чонина небо было одиноким.
И Хань острее чувствовал боль именно в небе. Всё ждал, что услышит голос Чонина, направляющий его и подбадривающий. А голос так ни разу и не прозвучал. Слишком больно, чтобы это можно было выдержать. И потому полёты в космосе и атмосфере отпадали.
А потом Хань увидел на рынке в Новом Монако «ниссан». Антикварная игрушка стоила не так уж много, как и запчасти к ней. И Хань купил «ниссан», снял домик в горах неподалёку от Нового Монако, а на следующий день попробовал спуститься по горной дороге к подножию. «Ниссан» неслабо помял, конечно, зато какую порцию адреналина получил. Подлатав машину, попытался ещё раз, и ещё, и снова, и опять, пока не стал заниматься исключительно этим.
Случайно познакомился в дорожном баре с компанией дрифтеров, время от времени соревновался с ними и набирался опыта. Дрифтинг стал его отдыхом души в непрерывной войне сердца и разума.
— У тебя база отличная, и приёмчики есть хорошие. Тебя кто-то уже обучал дрифтингу?
Чонин, но говорить о Чонине Хань не мог. Чонина не хватало в небе, но было чересчур много по ночам. Он преследовал Ханя в каждом сне — хоть вовсе не спи. Хань подрывался за час до рассвета, валялся на мокрых от пота простынях и пытался прийти в себя. А однажды проснулся от того, что засунул в себя пальцы, представляя, что...
Это уже попахивало патологией.
Хань не рискнул обратиться к аналитику, зато перелопатил сеть в поисках информации. Обычно подобная тоска по альфе была характерна для омег, причём исключительно в истинных парах. Но Хань не был омегой и рассчитывать на истинную пару, разумеется, не мог никогда в жизни. Вариант отпадал.
Второй вариант предполагал подобные отклонения в поведении при беременности. Это немедленно заставило Ханя метнуться в клинику и провести стандартное обследование. Но тут тоже всё оказалось глухо. Врач даже посмотрел на него круглыми глазами, когда Хань задал уточняющий вопрос по поводу беременности.
— Вы же бета. К такому надо тщательно готовиться. Забеременеть на раз-два у вас при всём желании не выйдет. И даже если вы будете готовиться, шансы ничтожны. Нет, вы точно не беременны. С другой стороны, ваши омега-показатели весьма выразительны. Если сравнить с вашими прошлыми результатами, то, конечно, можно отметить...
Это Ханя уже не особенно интересовало. Он больше не гонял по трассе, так что омега-показатели ничего не значили. Зато он любил Чонина, поэтому неудивительно, что омега-показатели вышли за пределы нормы при постоянном желании отдаваться и реакции тела на альфу. При этом Ханю совершенно не хотелось найти себе какого-нибудь омегу, чтобы весело провести время.
В компании дрифтеров крутился парнишка, напоминавший Ханю самого себя, только лет на пять младше. Тоже бета. И вот этот парнишка пытался с Ханем позаигрывать — на почве нарциссизма, наверное, но Хань всё равно не испытывал никакого желания попасть с ним в одну постель. В своей постели ему хотелось видеть Чонина.
Невозможно. Но хотелось всё равно.
Он проснулся в очередной раз после сна с Чонином в главной роли. И снилась ему та самая гонка на катере с патиченем. От реалистичности сна стало ещё хуже, чем было.
Прикрыв глаза, Хань провёл ладонью по лицу, шее, коснулся груди и ногтями задел собственные ноющие от возбуждения соски. Сомкнув веки плотнее, попытался представить, что это не его рука, а губы Чонина. Гладил себя по груди и игрался с сосками, потом водил ладонью по бёдрам. Раздвинув ноги, трогал себя всё смелее и откровеннее. И мысль о том, чтобы трахнуть себя собственными пальцами уже не казалась такой дикой и постыдной. Это точно лучше, чем медленно сходить с ума от мучительных снов и вечно тлеющего желания хотя бы обнять Чонина и вдохнуть его запах. И лучше в тысячу раз, чем лечь под первого встречного альфу, потому что это никогда не будет так, как было с Чонином. А пальцы... его собственные пальцы — это не измена и не... грех? Но если иначе никак?
Он пытался растратить силы и удовлетворить себя почти до полудня, но ничего так и не вышло. Добился лишь того, что растянул вход и слегка помассировал себя внутри, подарив телу слабый отголосок приятности и расслабленности. На близость с Чонином это и отдалённо не смахивало.
Хань спустился с горы к подножию дважды. На третий раз прошёл так, что сам остался доволен, но в самом конце слишком сильно ударил по тормозам, обнаружив на финишном пятачке зелёный «ниссан». На капоте «ниссана» сидел Чонин со скрещенными длинными ногами, обтянутыми неизменными кожаными брюками.
Сначала Хань решил, что он всё-таки окончательно рехнулся на почве своей одержимости Чонином, вот и мерещится всякое. Но когда вышел из машины и сделал шаг вперёд, а Чонин никуда не исчез вместе со своей грёбаной зелёной тачкой, засомневался.
Чонин прямо смотрел на него с минуту, потом повернул голову вправо, спрятав глаза за густой чёлкой. И Хань тут же вспомнил не менее легендарную, чем сам Чонин, «гордыню Кая». Должно быть, Чонину непросто было отыскать Ханя и прийти к нему, чтобы... поговорить?
Хань сделал ещё пару шагов к зелёному «ниссану», сунул руки в карманы брюк и тихо начал беседу первым:
— Если ты хочешь, чтобы я вернулся в Формулу, то не мучай себя понапрасну. Я не стану пафосно заявлять, что никогда не вернусь. Но и пообещать, что точно вернусь, не могу. Прямо сейчас я сыт Формулой по горло, уж прости.
Чонин опёрся ладонями о капот, соскользнул с него одним гибким движением, выпрямился и подошёл к Ханю вплотную. Молча смотрел сверху вниз, позволяя Ханю дышать собой. А у Ханя весь мир медленно вращался перед глазами, постепенно ускоряясь на каждом вдохе. Смуглая кожа, резкие черты, любимая ямочка на дерзком подбородке, затягивающая глубина тёмных глаз и знойный запах... Как во сне, только ещё реальнее.
— Я здесь не за этим, — наконец соизволил разлепить губы Чонин. Те самые губы изумительного рисунка, чётко очерченные, полные и упругие до приятной твёрдости... Те самые губы, что снились Ханю каждую ночь.
Перед глазами Ханя сверкнуло, и это отвлекло его от разглядывания Чонина. А Чонин вновь подбросил серебряную монету и поймал узловатыми сильными пальцами.
— Я тут для того, чтобы сыграть с тобой. Хотя это не значит, что твой побег мне по душе. Если ты хотел убежать только от Формулы, то почему хотя бы со мной не попрощался? Или ты хотел сбежать и от Формулы, и от меня?
— Ты... — У Ханя постыдно сел голос от волнения, но он продолжил всё равно: — Ты вернулся в Трансформер.
— Да, вернулся.
— Почему?
— Потому что в Трансформер был ты.
— Вот как... — Хань беспомощно закусил губу. Об этом он точно не думал. Думал о всяком, но не об этом. Почему-то ему в голову подобное даже не пришло. Или он боялся в это поверить? Поверить, что Чонин мог вернуться в Трансформер из-за него?
— Игра будет очень простой. Проще не бывает. — Чонин безжалостно отобрал у Ханя время на то, чтобы перевести дух. — Вот монета. Если «орёл», то ты погоняешь со мной. Со ставками, разумеется. И ставки буду делать я. Если «решка», то ты всё равно погоняешь со мной, но ставки делать будешь ты. Играешь или в кусты?
— Ты хочешь, чтобы мы...
— Играешь или в кусты, Хань? — жёстко повторил Чонин. — Это простой вопрос.
Хань облизнул вдруг пересохшие губы и коротко кивнул. Он играл. Хотя с Чонином иного пути просто не было.
— Хочешь подбросить монету сам? Или полагаешься на меня?
— Бросай, чёрт бы тебя...
И Чонин подбросил монету, поймал в ладонь, затем медленно разжал пальцы. Монета на ладони лежала вверх «орлом».
— Похоже, я выиграл.
— Как гоняем, и что за ставки? — слабо улыбнулся Хань, вновь разглядывая Чонина и умирая от желания прикоснуться.
— Машины. По этой дороге. Дрифт. Победит тот, кто раньше окажется у подножия.
— Ставки?
— Если ты победишь, я сделаю то, о чём ты меня попросил. И ты полетишь со мной в Империю.
Хань сглотнул от неожиданности. Потом лихорадочно принялся вспоминать, о чём он просил Чонина. Вспомнил, когда заметил устремлённый на его губы взгляд Чонина.
«...я хочу, чтобы ты любил меня всегда».
— А если победишь ты?
— Я исчезну навсегда с твоего горизонта.
Хань вздрогнул от неожиданности, а потом от ужаса похолодел.
— Что?
— Ничего. Ты всё равно сам сбежал и от Формулы, и от меня. Если в самом деле так не желал видеть меня... Может, у тебя предубеждение против антаресийцев. Не буду отбрасывать эту мысль. Я давно привык, что нас тут не особо любят. С чего тебе быть исключением из правила?
— Что за чушь ты...
— Перестань. — Чонин вздохнул и спрятал монету в карман. — Я не хочу ломать голову из-за всего, что было между нами. Там сам чёрт ногу сломит. Ты сам всё мешал в кучу, включая Формулу. И я не знаю, что мне думать. И не надо делать вид, будто ты не понимаешь, что быть здесь мне... трудно. Можешь не соглашаться, если хочешь, но мы слишком разные. То, что кажется тебе лёгким и простым, для меня порой неприемлемо или... постыдно. Но у нас есть кое-что общее. Мы оба гонщики, Хань, нравится тебе это или нет. И мы оба это понимаем одинаково. Я не знаю другого способа всё решить. Только гонкой. Один из нас победит, а другой проиграет. Ты всегда хотел победить. Так вот, это твой шанс. Ты в игре?
— Твоя ставка...
— Что с ней?
— Если ты победишь, ты исчезнешь с моего горизонта... Ты в самом деле этого хочешь? — Хань затаил дыхание в ожидании ответа.
Чонин долго молчал, потом отвернулся.
— Это то, чего я больше всего не хочу.
— Тогда почему...
— Потому что. Попробуй сам понять, почему. Я же сказал тебе — мы слишком разные.
— Не замечал за тобой склонности к мазохизму.
— Это не она. Это... — Чонин шагнул к своему «ниссану». — Это ради тебя. Встретимся на вершине.
Хань проводил озадаченным взглядом зелёный автомобиль, потом кинулся к своему и последовал за Чонином вверх по узкой и извилистой дороге. Пока гнал вверх, к вершине, вспоминал беседы с Ифанем и Шунем, постепенно начиная понимать, что имел в виду Чонин. Его происхождение, его положение, запреты, то, кем станет сам Хань, если пожелает быть рядом с Чонином, с чем может столкнуться там, в Антарес, каким будет отношение к нему... Но это не имело никакого значения в свете любви Чонина. И Хань, чёрт возьми, хотел быть с Чонином! И плевать на всё остальное. Просто плевать. И к чёрту всё!
Но чтобы так стало, Ханю полагалось победить. Выиграть эту гонку с Королём Трассы. Обойти его и оказаться первым у подножия горы.
Что для этого нужно?
Всего одно маленькое чудо. И если это чудо не случится, Чонин навсегда исчезнет с горизонта Ханя. Ради самого Ханя.
— Ты б ещё кровавые жертвы начал приносить, придурок чёртов... Одно стоит другого. Тоже мне, благородный князь, мешком по голове пришибленный. Ради меня, видите ли... А меня ты спросил, коз-з-зёл?! Скотину с голубой кровью вместо мозгов видно с любого расстояния, чтоб тебя... Нарешал тут за всех и стоит в белом! Что Фань, что этот... одного поля ягодки... Королевскость изо всех щелей прёт, имперцы хреновы... Я даже не вассал твоего вассала, придурка кусок... Хрен ты у меня выиграешь. Я тебе сейчас войну с Империей переиграю по другому сценарию, скотина такая. Упрямая и твердолобая скотина!
«Люблю тебя» он произнёс на выдохе, почти беззвучно, чтобы никто не услышал, кроме него самого. Пусть даже он был всего лишь бетой, которому не дано понять и узнать, что такое истинная пара, но Чонин для него — лучше любой истинной пары в тысячу раз. Потому что Чонин. Один такой, и Хань сам выбрал его себе — осла такого, упрямого, но замечательного осла. И никого другого Ханю не нужно. Только эту вот конкретную упрямую и твердолобую скотину, помешанную на небе. Потому что без Чонина небо уже не то. Даже небо — не то.
На площадке на вершине горы они развернулись и остановили машины точно в центре.
Ни облачка в небе, солнце медленно, но неуклонно катилось к западу, ветер где-то беспробудно спал, а над тёмной лентой дороги едва заметно подрагивала призрачная дымка. Тихое урчание под капотами, странное спокойствие, но на руле — влажные от пота ладони.
Хань тренировался всё это время и уже не был тем неумехой и новичком, каким прежде знал его Чонин. Но Чонин ждал его у подножия и видел разницу. Знал, что Хань научился дрифтовать. Вот только Хань не взялся бы предсказать результат этой гонки. Хотя бы потому, что он не смог бы повторить тот трюк, с помощью которого Чонин обошёл Чанёля на горной дороге. И ведь Чонин наверняка умел не только это, но кучу всего иного. А Хань пока ни разу не пытался дрифтовать на ледовой трассе, только на горных. Зато эту конкретную трассу он знал как свои пять пальцев. Чонин этим похвастать не мог.
И они ждали.
Ждали чего-то, что походило бы на сигнал к старту.
Оба заметно напряглись, когда на асфальт у выезда внезапно опустилась крупная бабочка с алыми крыльями. Она сложила крылья, раскрыла, словно веер, снова сложила, а потом вдруг взмыла вверх.
Взревели моторы, и оба «ниссана» рванули к выезду. На дорогу вышел первым Чонин, хотя Хань и не сомневался, что так будет. Чонин, кажется, на чём угодно мог разогнаться за рекордно короткое время. Да и гонка с Чонином не могла быть фальшивой — он не умел поддаваться, даже если и хотел. Чонин просто забывал обо всём, когда упивался скоростью.
Хань цепко держал взглядом зелёный «ниссан» и управлял собственной машиной почти вслепую. Он настолько хорошо знал дорогу, что мог спуститься к подножию и с закрытыми глазами. К тому же, то и дело справа возникал обрыв. Один взгляд вниз — и дух захватывало от высоты, а страх подстёгивал азарт и жажду скорости.
Визг тормозов, пройти в заносе крутой поворот — и вновь задышать Чонину в затылок.
— Не отпущу, даже не надейся... — шептал сухими губами Хань, вязко удерживаясь на дороге за Чонином. — Впереди тройной, знаешь? Но там ещё дуга. Тебе бы скорость сбавить...
Дугу Чонин мог и не заметить, когда поднимался по этой дороге вверх. Хань сам далеко не сразу сообразил, почему первое время никак не мог удержать машину на дороге ровно, дошло тогда лишь, когда изучил дорогу вдоль и поперёк по снимкам. А ещё Ифань и сам Чонин не раз говорили, что именно в скорости и заключена слабость Чонина — не всегда выходило быть безупречно аккуратным, а значит, пройти тройной и дугу идеально Чонин не смог бы. Не с такой скоростью.
Хань оказался прав. Слишком большой разгон помешал Чонину чисто вписаться в выход из поворота и выкатить на дугу. Пока его «ниссан» разворачивало из-за слишком сильного заноса, Хань стрелой пролетел мимо, разминувшись с бампером зелёного «ниссана» на жалкий сантиметр, если не меньше.
Голова почти закружилась от радости, но Хань резко одёрнул себя сам и сосредоточенно уставился на дорогу перед собой. Обгон ни черта не значил, ведь ещё до финиша надо дойти первым. А у Чонина ещё есть возможность вырваться вперёд. И не одна. Хань боялся этого сейчас больше всего на свете. Так сильно боялся, что едва не проскочил пятачок у подножия. Опомнился на самом краю, лихо развернул машину и заглушил двигатель. Сидел неподвижно, вцепившись в руль мёртвой хваткой, и пялился на зелёный «ниссан». Пялился и тогда, когда Чонин выбрался из салона, подошёл к его тачке, распахнул дверцу со стороны пассажира и устроился на сиденье рядом.
Хань молча тронулся с места и погнал по дороге к дому. Пару раз покосился на Чонина, но тот сидел спокойно, разглядывая мелькающие в окне пейзажи.
— Расстроен, что проиграл?
— Это не единственный проигрыш в моей карьере.
Лишь притормозив у крыльца съёмного дома, Хань припомнил слова Чонина о своём умении дрифтовать. Чонин никогда не говорил, что он мастер дрифта. Зато говорил, что довольно часто проигрывал в этом.
— Ты поэтому выбрал дрифт?
— Дрифт выбрал ты, — внёс поправку Чонин. — Тебе так сильно не понравилась гонка?
Гонка Ханю очень даже понравилась. Неважно, каким там дрифтером считал себя Чонин, неважно, какими именно были ставки, но гонка получилась настоящей, как и победа. Просто Хань всё никак не мог прийти в себя и поверить, что он победил. И выиграл.
Он отстранённо наблюдал за Чонином, бродившим по дому без особой цели. Тот задержался у распахнутого окна и потянул носом воздух.
— Пахнет пионами...
— Соседи выращивают, — пояснил Хань. — До тех, что растут у тебя, им далеко, но...
— Ты полетишь со мной на Скорпио?
Хань осторожно выдохнул, подошёл к Чонину поближе, медленно поднял руку и коснулся груди. Под тонкой тканью ощущался жар. А ещё — быстрое биение сердца.
— Только если ты этого хочешь.
— Это будет непросто... — Поверх ладони Ханя на горячей груди легла жёсткая ладонь Чонина. — Быть может, ты даже не выдержишь там долго.
— Откуда тебе знать? — с непробиваемым упрямством спросил Хань, даже не пытаясь скрыть недовольство. Сама мысль о том, что он может сдаться так просто и отпустить Чонина, была ему неприятна.
— Я говорил — мы слишком разные. И наши миры — тоже. Я не могу привести тебя в свой дом так, как полагается. Я даже не могу сделать тебе предложение в лучших традициях... Для них всех... ты всегда будешь просто человеком, с которым я сплю. В грехе. И меня не любят. Поскольку меня не любят, всё это будет обращено и на тебя. Тебя будут пытаться оскорбить, унизить, обидеть словом...
— Какое всё это имеет значение, если ты будешь рядом со мной? — прошептал Хань непослушными губами. А потом задохнулся от неожиданности, оказавшись в крепких объятиях.
— Не знаю. Я просто не хочу, чтобы тебе было больно из-за меня, — тихо отозвался Чонин и обнял его ещё крепче.
— Думаю, мы вряд ли в ближайшее время сможем оставаться в Антарес долго. Ты ведь всё ещё гоняешь, стало быть, вернёшься в Формулу.
— Сейчас идёт полным ходом слияние Трансформер и Три Сотни. Чанёль в Солар и занимается новыми проектами. На Марсе, конечно. Безвыездно.
— Почему?
— Потому что в положении Бэкхёна запрещены космические полёты.
— Он?..
— Угу. И Ифань влип, потому что Бэкхён хочет сделать из него воспитателя.
— Из Ифаня? — пришёл в ужас Хань.
— Именно.
— А ты знаешь, что...
На губы Ханя легла смуглая ладонь. Чонин слабо улыбнулся и покачал головой.
— Об Ифане я знаю всё. И тут не о чем волноваться, что бы ты ни думал. Всё равно ошибёшься. Так ты полетишь со мной на Скорпио?
Вместо ответа Хань бросил руку ему на затылок, заставил наклонить голову и прижался к полным губам собственными.
— Ты как небо... и я хочу остаться с тобой, подняться вверх, войти в тебя, быть в тебе, быть бесконечным движением, как в небе, потеряться в тебе, заблудиться... остаться в тебе...
Хань жмурился от этого горячего шёпота и льнул к Чонину всем телом, по которому под одеждой скользили твёрдые ладони, гладили и крепко удерживали.
— Как небо? — выдохнул в губы Чонина и коснулся поцелуем смуглой кожи над ключицами, смял пальцами тёмную ткань и потянул вверх.
— Да...
— Хочешь быть со мной?.. — Хань отбросил лишнюю сейчас одежду и принялся стаскивать собственную футболку.
— Да... — Пальцы Чонина ощутимо впились в его бока, а губы неумолимо преследовали поцелуями.
— Хочешь войти в меня?..
— Да...
— Быть во мне?
— Да...
— Бесконечно двигаться...
— Хань...
— Заблудиться во мне...
— Да... — Горячим выдохом прямо в губы.
— Остаться во мне навсегда?
— Да...
— Это звучит так... двусмысленно сейчас, — слабо улыбнулся Хань, тронув ладонями широкие плечи.
— Мне нравится эта двусмысленность... — Чонин коснулся языком его шеи и провёл пальцами по светлым волосам, перебирая их.
— Угу... — Хань прикрыл глаза и тихо признался с болезненной самоиронией: — Небо почти сдохло от тоски по тебе и нуждается в обряде воскрешения.
После «воскрешения» Хань долго сидел на кровати и гладил спящего Чонина по голове, которую тот устроил у него на коленях. Хань подсунул Чонину подушку и завернул в одеяло, бесшумно сполз с кровати и принялся собирать одежду, чтобы аккуратно сложить на стуле. На ковёр упала серебряная монета, когда Хань встряхнул брюки Чонина. Он наклонился и подобрал блестящий кругляш. Хотел сунуть обратно в карман, но помедлил. Осмотрел с одной стороны, потом с другой и невольно покачал головой.
— Вот чёртов жулик...
Монета оказалась бракованной — «орёл» с двух сторон и никакой «решки».
Покончив со сбором одежды, Хань забрался обратно на кровать, вытянулся рядом с Чонином и принялся смотреть на него, отмечая в резких чертах отпечаток усталости. Долгий перелёт сразу после окончания сезона, слияние команд, ещё и новости от Чанёля и Бэкхёна... А, да, ещё и Ифань.
Только к концу сезона Ифань соизволил официально признаться, что отбывает в Империю с концами, чтобы заменить отца на семейном посту. Должно быть, это стало ударом для всех. Особенно для Чунмёна и Чонина. Конечно, это не значило, что Ифань исчезал раз и навсегда из их жизни, но из Формулы он уходил точно. И Хань сказал бы «Слава Богу», если бы не Чонин. Противоречивая ситуация, но Хань предпочитал, чтобы Чонина и Ифаня разделяло расстояние, потому что он никогда не смог бы понять чувства Ифаня к человеку, которого любил сам.
Этот самый человек сонно завозился, подгрёб Ханя поближе к себе и засопел дальше, уткнувшись носом Ханю в макушку.
Хань прижался щекой к гладкой груди, улыбнулся и прошептал, прикрыв глаза:
— Не отпущу.
Отпускать не собирался в самом деле, но это не мешало испытывать страх и трепет перед Империей, потому что Хань всё ещё плохо представлял, что именно ждёт его там.
@темы: humor, NC17, EXO, Kim Jongin, Luhan, Park Chanyeol, Byun Baekhyun, омегаверс, KaiLu, ChanBaek, KaiHan, Ie-rey, Formula Exol, Формула-О, romance, Kai, fanfiction, фантастика