Автор: Корейский Песец / Шу-кун / Ie-rey
Фэндом: EXO - K/M
Основные персонажи: Лу Хань (Лухан), Ким Чонин (Кай), Ву Ифань (Крис), Ким Чунмён (Сухо), Чжан Исин (Лэй), Бён Бэкхён, Пак Чанёль
Пэйринг или персонажи: КайЛу, ЧанБэк - основа + боком СуЛэй, ЧенМин, Крис, Сэхун, Тао, Кёнсу (ОТ12)
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст, Юмор, Фантастика, AU, Омегаверс
Предупреждения: Кинк
Размер: Макси, 249 страниц
Кол-во частей: 32
Статус: закончен
Описание:
косморейсингАУ. Formula Exol в переводе — Формула Определения. Определение есть совершенство, а совершенство недостижимо, потому издавна обозначалось как ноль. Трансформер вс Эльдорадо, но любая команда состоит из обычных людей, стремящихся к собственным целям. Или просто в небо, в космос, к настоящим звёздам. К скорости и определению, к идеалам. Просто у каждого из них небо собственное, не такое, как у других.
Посвящение:
Трансформер и Эльдорадо
Примечания автора:
омегаверс, да, но — гонок тут больше, чем омегаверса, омегаверс, скорее, антураж, ибо автор решил считерить, чтоб не объяснять, почему "тут все геи" - силы ему понадобятся на гонки )))
Ссылка на оригинал КФ: ficbook.net/readfic/3274695
Глава 26
Как магнит к себе влечёт звезда,
Свет везде – полна им темнота,
Это знак разгаданных глубин
В поисках изменчивой Судьбы.
Ария - Точка невозврата
Глава 26
Перед гонкой в связи с праздником в честь независимости Федерации Орион тамошний правитель решил толкнуть речь. Всем гонщикам пришлось собраться на центральной наблюдательной станции и покрасоваться перед камерами.
Чонин после квалификации мог похвастать правом на лучшую позицию. Вторую и третью позиции получили Чанёль и Тао, а четвёртую — Хань. Все они стояли рядом, мило улыбались и время от времени отвечали на вопросы журналистов, позировали для голоснимков и снимков обычных, на камеру и занимались прочей ерундой к вящему восторгу фанатов.
К Чонину прорвался бойкий омега с флажком в руке. На флажке ярко пламенели две восьмёрки. Омега потянулся к Чонину и громко выдал, чтобы перекричать галдящую толпу вокруг:
— Я поспорил с друзьями, что проведу с вами незабываемую ночь! — И он вознамерился хотя бы чмокнуть Чонина в щёку, но Чонин тут же прижал к его губам ладонь.
— Незабываемую ночь тебе придётся провести в одиночестве, дружок. Моя постель занята.
Омега обиженно нахмурился, покосился на Ханя с нескрываемым презрением, плавно переходящим в зависть. Неудивительно. Пресса последние два дня только тем и занималась, что обсасывала вероятную любовную связь двух гонщиков. Обсасывала, как собака сахарную кость. В свете их поездки на Виверн, ночёвки на курортном острове, где кроме них не было ни души, и гонки на катере с патиченем.
— Если зубы ровными рядами, то это снурх, — объяснил им после сотрудник пляжа. — А вот если зубы везде и густенько так, то патичень. Несмотря на свои размеры, эти гады размножаются как кролики. Скоро будем деньги давать за их шкуры, а то расплодились...
— Надо было всадить гарпун ему в задницу, — с сожалением подытожил Хань.
— У него хвост. Не печалься, гарпун ему как слону дробина, — "утешил" его Чонин. Зар-р-раза. — Может, купить гамак?
Под недоумевающим взглядом сотрудника пляжа Хань сначала пошёл пятнами, а потом залился по самые уши краской от стыда и смущения сразу. И от воспоминаний о настойчивых губах, розовом кончике языка, шаловливых пальцах... и о гамаке.
Сотрудник пляжа наконец сообразил, что за следы украшали шею Ханя, сложил два и два, после чего посмотрел на них одновременно с осуждением и уважением. Извращенец. Небось, представлял себе в деталях, чем и как они там занимались в гамаке... Точнее, пытался представить. Но напрасно. Вряд ли ему хватило бы воображения на... на такое.
Сейчас всё это было неважно, потому что Чонин послал настырного омегу куда подальше, и на Ханя впервые кто-то смотрел с такой осязаемой завистью. Чёрт возьми, омега ему завидовал, и Ханю хотелось пышно цвести от удовольствия.
А потом началась гонка, и стало немного не до этого. Ханю удалось вырваться вперёд на двадцатом круге, хотя он уже не тешил себя иллюзиями и понимал, что в любой миг расклад может измениться.
В Орион трасса не отличалась крупными размерами, так что на двадцатом круге всё смешалось. Хань, Чанёль и Чонин догнали хвост гонки. Им пришлось обходить другие болиды, ещё не завершившие девятнадцатый круг. А на двадцать первом круге Хань вдруг осознал, что во главе гонки он один. Он смог поверить в это с трудом, но тут же торопливо ускорился, чтобы не потерять преимущество, каким бы невероятным оно ни казалось.
Тем временем на трассе творилось следующее...
Чонин красиво обошёл Чанёля вместе с "хвостовым" болидом и рванул к горловине спирали. Из спирали он вышел один и направился к секции с "качелями". Добраться до секции он не успел. Несмотря на то, что он шёл по приборам, краем глаза всё же различил мгновенную яркую голубоватую вспышку. Так и не понял, что это было, поэтому придвинул вспомогательный монитор ближе и принялся переключать камеры на стандартном трансляционном канале, где всегда можно было найти картинку гонки "со стороны".
Через семь секунд он понял, что же именно произошло.
Один из отстающих болидов в спирали взял сильно влево, задел стену и потерял управление, из-за чего Чанёлю пришлось сбросить скорость, чтобы не влететь в него. Потом этот болид криво вынесло из спирали, врубило в "поплавок" и отшвырнуло к чистильщику, стоявшему на приколе в безопасной зоне у трассы. Поскольку придурок в болиде не стал сбрасывать скорость, то он вписался носом в борт чистильщика и протаранил запасной контейнер с топливом. Логично, что топливо полезло в брешь, рассыпаясь в космосе жидкими шариками, потому что топливо сохраняло своё состояние при любых температурах.
Вроде бы ничего, но движок чистильщика после столкновения запустился. Скорее всего, дело было в полях генератора Манолли на болиде, столкновении и реакции выплывающего топлива с этими самыми полями. Всё вместе это привело к эффекту "солнечного протуберанца" — той самой яркой вспышке голубого цвета, которую Чонин засёк лишь краем глаза. Но это он, а вот остальные пилоты пользовались колпаками болидов, чтобы смотреть на трассу. И следовавший за потерявшим управление гонщиком Чанёль полюбовался на вспышку во всей красе. Естественно, что Чанёль тоже потерял управление, потому что перестал что-либо видеть. И налетел на обломки "поплавка".
Чтобы стало ещё веселее, у Чанёля и на нескольких ближайших к нему болидах из-за эффекта "солнечного протуберанца" накрылись генераторы. Но если остальные были довольно далеко от чистильщика, то Чанёль — близко. А чистильщик работал.
Вообще чистильщик напоминал размерами неплохой лайнер, только вместо кают и палуб на нём стояли приспособления для ломки и уничтожения космического мусора, включая мелкие космические тела вроде метеоритов, малых астероидов и иных обломков. Болид Чанёля как раз затягивало именно под работающие "жернова" чистильщика, и даже если бы Чанёль видел нормально, погоды бы это не сделало, потому что с мёртвым генератором болид не мог уйти на безопасное расстояние.
На любой трассе болтался всегда как минимум один чистильщик, который следил за трассой и убирал с неё всё лишнее незадолго до гонок. И управлять им могли как дистанционно, так и непосредственно из центра управления чистильщика. И если дробилка продолжала работать, это означало, что дистанционно вырубить чистильщик не получалось, а на борту никого не оказалось.
Наверняка Чанёлю на помощь уже спешили буксиры, но они не успели бы вовремя. И поэтому Чонин без раздумий развернул собственный болид, забыв о гонке. Активировать межкомандный канал он не стал — бесполезно. Без генератора Чанёль всё равно не смог бы ничего сделать, даже если бы выполнял голосовые команды Чонина. Сейчас болид Чанёля напоминал щепку, которую закономерно притягивало к крупному объекту как законами природы, так и специальными полями чистильщика, подводившими мусор под дробилку.
Чонин на полной скорости прошёл между чистильщиком и Чанёлем, зацепив крыло мёртвого болида и заставив его отлететь чуть в сторону. Круто развернувшись, Чонин повторил трюк и отбросил болид Чанёля ещё немного дальше, чтобы выиграть время. Потом попытался на малой скорости отодвинуть болид Чанёля носом собственного. Получилось так себе, поскольку на небольшой скорости и мощность выходила небольшой.
Через минуту стало полегче, потому что рядом нарисовался синий болид с номером двенадцать. До Кёнсу из Эльдорадо.
Чонин включил межкомандный канал и резко скомандовал:
— Заходи справа. На "три" толкаем с двух сторон. Скорость сбрось до второй пороговой.
— Понял.
Чонин сдал назад, досчитал до трёх, и они вместе с Кёнсу носами своих болидов толкнули мёртвую машину. Кёнсу досталась кормовая часть, Чонину — носовая. Им удалось отпихнуть Чанёля ещё чуть дальше от чистильщика, но тот по-прежнему оставался в зоне действия полей уборочной махины.
— Ещё раз надо. Конкретно так.
— Давайте я помогу, — появился на канале связи Сэхун. — Зайду слева и толкну в нос. Чонин, двигай к центру. Там крыло мешает, но ты как-нибудь...
— На счёт "три", — перебил его Чонин и снова сдал назад вместе с Кёнсу.
Вывести болид Чанёля из опасной зоны они так и не смогли, но продержались до прибытия буксира. И все трое рванули следом за буксиром, покинув трассу окончательно. В гонку не вернулся уже ни один из них. После прибытия в ангар они все дружно забились в медицинский "скоростной", чему медики даже обрадовались, потому что настаивали на проведении анализов после воздействия на них полей чистильщика. Чистильщик, к слову, выключили через пару минут ребята из технической бригады, которым удалось добраться до центра управления и перерубить базовые кабели — обычные средства не помогли.
Хань краем уха слышал о запустившемся чистильщике на трансляционном канале, но в азарте гонки ему было не до деталей, к тому же он проходил сложную секцию, где требовалось проявлять повышенное внимание. На выходе из секции инцидент оказался исчерпан, и комментатор к нему не возвращался, так что гонку Хань завершил в блаженном неведенье о судьбе Чанёля. Гонку, к тому же, он завершил первым. Вторым пришёл Тао, а третьим — ведомый Чонина из Три Сотни. Вот тогда-то Хань и заподозрил неладное, потому что просто не мог поверить, что Чонин не вошёл в тройку лидеров.
В ангаре его перехватил Ифань и отправил на церемонию, на ходу бросив, что команда Эльдорадо в полном составе выбыла из гонки, как и Чонин. На подробности времени не оставалось, так что Ханю пришлось подняться на подиум и получить приз, испытывая смешанные чувства. Победа — это отлично, но победа без Чонина теряла вкус и становилась пресной. Хань хотел бы, чтобы Чонин пусть не участвовал бы, но присутствовал на церемонии. Пусть не соперник, но хотя бы наставник. В конце концов, Чонин тратил время на Ханя — не обязан был тратить, но тратил. И его советы Ханю пригодились так или иначе в этой гонке. Чонин мог бы им гордиться, но не гордился и даже не присутствовал.
После церемонии Хань попытался хоть что-нибудь выведать, но узнал лишь, что Чонин в клинике на Майне. Без особых размышлений Хань взял челнок и рванул на Майн. И на крыльце клиники он столкнулся с Бэкхёном.
— А ты что тут делаешь?
— Страдаю. Туда никого не пускают. — И Бэкхён рассказал Ханю о том, что случилось на трассе во время гонки. Он сам примчался в клинику следом за медицинским "скоростным", но пройти дальше холла не смог, несмотря на пометку в документах о браке с Чанёлем. — Надо что-нибудь придумать, иначе мы ничего не узнаем.
Бэкхён ухватил Ханя за руку и поволок за собой вокруг клиники. Тащил до тех пор, пока вдруг резко не остановился, указав куда-то вверх.
— Гляди-ка, окно открыто.
— Ты же не собираешься...
— Очень даже собираюсь! Подсоби-ка...
Окно было открыто на втором этаже. Логично, потому что на первом этаже окон не было вовсе. К стене клиники они продирались через заросли дико дремучих кустов с внушительными шипами.
— Да что это за чёрт? — не выдержал в конце концов Хань, когда ему впилась в бедро колючка в очередной раз. Больно вообще-то.
— Ежевика, наверное. Или что-то на неё похожее, — пропыхтел выпутывающийся из колючек Бэкхён.
— Ты брюки на заднице порвал.
— Пф! На свои посмотри. У тебя не только прореха на ягодице, но и шов лопнул. Симпатичные труселя, однако. Олени, птички... Где купил?
— Ты лезешь или нет?
— Лезу, конечно. Хватай за ноги... за ноги, а не за задницу! Та-а-ак... Ещё чуть, а то не дотягиваюсь... Левее теперь...
Хань пыхтел и пытался удержать Бэкхёна на плечах.
— Ну ты и тяжёлый...
— А если пяткой в табло? А потом в глаз? — с мрачной угрозой уточнил Бэкхён и всё же уцепился за подоконник, подтянулся и взобрался вверх, потом высунулся и вытянул руку. — А теперь, зайчик, попрыгай.
— Удавлю, — сердито пообещал Хань.
— Как любит говорить Чонин, хомячков не боюсь. Ты прыгать будешь или нет? Или подождёшь, пока Чонина выпишут?
Хань прикинул варианты и решил "попрыгать зайчиком". Десять минут возни и настырных попыток увенчались-таки успехом, когда Хань каким-то чудом дотянулся до руки Бэкхёна, а тот с трудом, но смог-таки затащить его на подоконник. Они вместе спрыгнули на пол в просторной кабинке и уставились на сидящего на унитазе омегу. Тот пялился на них примерно с тем же выражением на лице и сжимал в руках рулон туалетной бумаги. Придерживать больничные брюки он перестал, и те съехали к лодыжкам, открыв симпатичные ножки.
— Извините, — вежливо высказался Хань и нашарил шпингалет, чтобы распахнуть дверцу и выползти в основное помещение — там парочка омег в больничных пижамах мыла руки. Они на появление Ханя отреагировали спокойно, но когда вслед за Ханем из кабинки выскочил Бэкхён, посмотрели на обоих с подозрением. Слегка опешивший от такого количества свидетелей их незаконного проникновения в клинику Бэкхён машинально закрыл дверцу кабинки на шпингалет снаружи, что немедленно повлекло за собой возмущённый оклик оставшегося в сортире омеги.
Бэкхён торопливо отпер дверцу и оглянулся на других омег, которые уже таращились на них квадратными от изумления глазами и пытались сообразить, чем можно заниматься в кабинке втроём. Особую пикантность ситуации придавало то, что на Хане не красовались подписи "бета", зато и Хань, и Бэкхён могли похвастать изорванными брюками и сверкали красочным нижним бельём, торчащим из прорех.
Три омеги в одной кабинке в туалете, изодранные брюки плюс воображение...
Хань помотал головой, не желая опошлять ситуацию, и рванул к выходу.
— А руки помыть? — догнал его оклик Бэкхёна.
В самом деле, пусть лучше все думают о сексуальных непотребствах и онанистах, например, чем о посетителях, влезших в клинику без разрешения и через окно сортира.
— Когда-нибудь это выйдет тебе боком, — шепнул Хань Бэкхёну на ухо, тщательно намыливая руки.
— Если ты намерен ждать этого грандиозного события, то... я тебе не завидую. Пошли уже отсюда, пока нам не предложили пару свиданий в сортире. — И Бэкхён, вытерев руки, громко поинтересовался, где сортир для альф в этой "забытой небом богадельне", на что ему растерянно ответили, что сортир вообще-то общий, как и везде.
— Непорядок, — подытожил Бэкхён и попытался поправить брюки так, чтобы спрятать трусы с собачками. — А я, может, хочу заходить в сортир и видеть только альф с расстёгнутыми брюками...
На лицах омег застыло мечтательное выражение. Пока они там себе мечтали о несбыточном, Хань и Бэкхён тихонько улизнули.
Дальше они вдвоём побегали по этажам, выясняя, куда могли подевать Чанёля и Чонина, потом решили разделиться, чтобы не привлекать внимания и охватить большую территорию.
— Один человек — это послание, а два — уже вторжение, — туманно пояснил Бэкхён, после в ответ на непонимающий взгляд Ханя указал на прорехи в брюках. В самом деле, один человек в рваных брюках — это странно, но мало ли... Зато два человека в драных брюках — крайне подозрительно.
Чанёля Бэкхён нашёл случайно, предварительно едва не столкнувшись с Ким Чондэ и Минсоком. Успел спрятаться за выступ стены в последний миг, подождал, пока парочка пройдёт мимо, а потом подумал, что уж Ким Чондэ наверняка в курсе, где держат Чанёля.
Без зазрения совести Бэкхён отобрал у пациента в инвалидном кресле развёрнутую газету месячной давности, выставил её перед собой, проделал пальцами две дырки в странице и начал преследование Чондэ и Минсока под бумажным прикрытием. Подобрался почти вплотную, когда парочка притормозила у двери палаты с кодовым замком. А через минуту из палаты вышел врач. Бэкхён успел разглядеть внутри койку и лежащего на ней Чанёля с забинтованной головой. После — успел запомнить код, набранный врачом, и возблагодарил небеса, что код для запирания и отпирания двери был в клиниках одинаковым.
— Как он? — встревоженно спросил Чондэ у врача.
— Пока не знаем. Внешних повреждений нет, только несколько лёгких ран на голове. Мы провели анализы, но результаты будут к утру. В сознание он пока не приходил, и причину вот этого я пока назвать не могу. Нужно подождать. Возможно, это последствия влияния полей чистильщика. А может, дело во вспышке. Ухудшение зрения будет однозначно.
— Постойте, вы хотите сказать...
— Пока ничего я сказать не хочу, но вероятность, что к гонкам его больше не допустят, есть. Зависит от того, в каком состоянии будут его глаза. И каким будет эффект. Если постоянным или долговременным, то о гонках придётся забыть. Если временным, то он сможет принять участие в следующем сезоне. Но судить только по результатам анализов нельзя. Необходимо проверить глаза непосредственно. Это будет возможно лишь тогда, когда он придёт в себя. Следуйте за мной. Надо подписать документы.
Бэкхён дождался, пока Чондэ и Минсок в компании врача уберутся подальше, потом набрал код и распахнул дверь палаты. Просочившись внутрь, дверь он запер и отшвырнул ненужную газету. Стоял и смотрел на бледного Чанёля, вытянувшегося на койке, возле которой стоял стул и мигал зелёными и жёлтыми огоньками отслеживающий аппарат. От его панели под одеяло убегали тонкие провода.
Бэкхён облизнул сухие губы, медленно подошёл к койке и опустился на стул, потом тронул кончиками пальцев ладонь Чанёля, лежавшую поверх одеяла. Кожа на ней казалась восковой и едва тёплой.
— Даже не знаю, смог бы я продержаться восемь лет, если бы нечто подобное случилось хоть раз до этого мига. А ты всегда говорил мне, что с тобой никогда ничего не случится на трассе... — Бэкхён вздохнул и устало прикрыл глаза. — Всё время безбожно лгал мне. Надеюсь, хоть сейчас тебе бесконечно стыдно. И только поэтому ты валяешься тут без сознания. Типа удрал и не должен объясняться. Чанёлли, ты такая скотина...
Бэкхён оплёл пальцами ладонь Чанёля, закусил губу почти до крови и снова вздохнул.
— Знаешь, я не собирался говорить тебе об этом... И даже сейчас пока не знаю, скажу или нет. Но это всё равно не так важно, как то, что я по-прежнему с тобой. Давай ты не будешь валяться на койке? Мне всё равно, вернёшься ты на трассу или нет. Всегда было всё равно. Я любым тебя люблю. И ты мне нужен. Ты — настоящий. Какой есть. Это не значит, что я готов отказаться от своих надежд, но это значит, что я всё так же люблю тебя, ты ведь знаешь. Поэтому у тебя нет никакого права загибаться тут и валяться без сознания. Я тебе это запрещаю, имей в виду, хорошо? Мне сейчас не рекомендуется волноваться, так что не давай мне повода.
Бэкхён выждал минуту в тишине, понурился и погладил Чанёля по ладони.
— Так непривычно, что ты молчишь...
Он наклонился и коснулся губами лба Чанёля.
— Просто вернись, ладно? Я тут тихо посижу и подожду, идёт?
Глава 27
— Можно и концы в воду, но шила в мешке не утаишь.
— Тогда какой смысл в том, чтобы концы в воду?
— Чтобы потратить время с пользой и чем-то себя развлечь. Так ведь скучно будет. А если концы в воду, то кому-то будет радость искать шило в мешке.
— У тебя странная логика.
— Да нет, нормальная. Жизненная такая.
— В жизни, вообще-то, дофига нераскрытых преступлений и тайн.
— Это лишь видимость. У каждой тайны есть свои хранители, а у каждого преступления — свидетели и улики, они просто не всплывают.
— Почему?
— Потому что есть вещи, о которых лучше не знать правду. Или правда настолько ужасна, что лучше красивая ложь. Взгляни на вывеску. "Куриный рай". Звучит красиво, да? А теперь подумай о том, что в этом магазине продают куриные трупики и потрошки. Ещё и считают, что это для птичек рай. Как тебе такая неприглядная истина? Истина о том, что у курицы может быть душа, а тут эти души тебе предлагают в килограммах и за деньги?
— Ненавижу тебя. Хрен я тут теперь куплю курочку.
— Вот именно. Любое дело можно распутать, но не всегда хочется оглашать истинный результат.
Из одной беседы ни о чём
Глава 27
Чанёль пришёл в себя на третий день после гонки. С глазами всё получилось довольно неплохо, хотя зрение ушло в минус. Не так уж и кардинально, чтобы ему запретили участвовать в гонках, но достаточно, чтобы Чанёль заказал очки.
Бэкхён предлагал использовать линзы или сделать коррекцию через год — раньше запретили, но Чанёль упёрся и заявил, что хочет очки. Когда Бэкхён увидел его в очках, сменил гнев на милость. Бэкхёну даже нравилось, как очки смотрелись на Чанёле.
— Я ухожу из Эльдорадо, — ошарашил Бэкхёна Чанёль к вечеру того дня, когда его, наконец, выпустили из клиники.
— Что?
— Что слышал. Конечно, я не такой идиот, чтобы разрывать контракт посреди сезона, так что придётся мне довыступать, но это мой последний сезон в Формуле.
— Погоди, дай мне переварить это... — Бэкхён осторожно опустился в кресло и обвёл номер Чанёля в отеле обескураженным взглядом. — Ты серьёзно?
— Более чем.
— Только из-за того, что теперь у тебя зрение...
— Это тут вообще при чём? Ты же слышал, что я могу участвовать в гонках. У меня просто приемлемый минус, но без всяких отклонений. Дело не в этом. Я просто ухожу, потому что нашёл занятие по себе. Чонин был прав, мне нравится проектирование. К тому же, проектирование и тебе понравится, ведь я буду всегда дома. Буду надёжным, так? И если я буду надёжным, то ты меня не бросишь, правильно? А ещё я хочу совместные завтраки в постели и детей. От тебя. Ну и вообще тебя хочу. В трассе нет смысла, если там не будет тебя. Конечно, если тебе хочется тратиться на почту и посылать мне документы вновь и вновь, то пожалуйста, развлекайся дальше, но я их не подпишу. Не дождёшься. Совсем обнаглел. Пора тебя воспитывать.
Бэкхён ошарашенно смотрел на Чанёля и молчал.
— Ну что? Что ты молчишь? Думаешь, я позволю тебе удрать? Держи карман пошире. Мне до смерти надоело мыкаться по номерам отелей и выискивать тебя в ангарах с лупой. Чонин замечательный, не спорю, но жить с ним ты больше не будешь. Пусть поищет себе кого другого. Конечно, я пока плохо представляю, как всё сложится, и что конкретно нужно делать, потому что десять лет практически жил внутри Формулы, но ты же окажешь посильную помощь с привыканием обратно?
— А как же... Чондэ и команда? Они вообще в курсе, что ты уходишь? — едва слышно пробормотал Бэкхён, оглушённый такой внезапной новостью. То есть, он хотел этого и мечтал об этом, но как-то не думал, что услышит нечто подобное на самом деле. Ему казалось, что придётся приложить немало сил, чтобы добиться желаемого, а Чанёль просто взял и сказал, что уйдёт из Эльдорадо.
— В курсе, не волнуйся о них. Лучше о себе волнуйся, потому что если ты в ближайшее время не порадуешь меня и родных ребёнком, я сам тебя засужу.
Пока Бэкхён переваривал угрозу, Чанёль сходил и открыл дверь номера, в которую как раз негромко постучали. На пороге он обнаружил Ифаня в строгом тёмном костюме и при галстуке, выглядевшего именно так, как и полагалось принцу Антарес. Ифань искал Чонина, которого отпустили из больницы раньше, чем Чанёля. Ханя, к слову, Ифань тоже искал.
— А их номера?..
— Уже был. Там тихо, как на кладбище. Может, они у Бэкхёна?
Чанёль распахнул дверь пошире, чтобы Ифань мог полюбоваться на всё ещё ошарашенного Бэкхёна, восседавшего в кресле.
— Что ты с ним сделал? — задумчиво спросил Ифань, оценив видок Бэкхёна.
— Да ничего такого, просто сказал, что хочу детей.
— О-о-о...
Уловив в голосе Ифаня понимание, Чанёль немедленно заподозрил, что Ифаню известно больше того, что ему полагалось знать.
— И где бы они могли быть?
— Учитывая яркость искр между ними... — многозначительно начал Чанёль.
— Я тебя умоляю! — тут же вспылил Ифань.
— Да ладно тебе, пусть развлекаются в мотелях. Что-то ещё?
Ифань покачал головой и побрёл по коридору к лифту. Он спустился в холл и свернул к кофейне, где едва не налетел на Ким Минсока. Протянув руку, удержал беднягу от падения, правда, кофе всё же расплескался.
— Я закажу вам ещё. Извините мою неловкость, — пробормотал Ифань.
— Не стоит. Мы оба виноваты в столкновении в равной степени, — вежливо отказался Минсок, но не на того напал. Ифань заказал ещё кофе — на двоих, несмотря на возражения.
— Вот. И я составлю вам компанию, раз уж вы пришли без Чондэ. — Ифань запихнул Минсока за столик и сел напротив, смерил несколько удивлённого происходящим Минсока внимательным взглядом и тонко улыбнулся. «На ловца и зверь бежит». Ифань не думал специально разыскивать Минсока, но раз уж подвернулся случай, грех его упускать.
— Вы тоже альдебаранец, не так ли?
— Тоже?
— Как Лу Хань, — лениво помешивая кофе ложкой, уточнил Ифань.
— А... Ну да. А это имеет значение?
— Пожалуй. Я редко там бывал, поэтому мне интересно.
— Вы могли спросить Чунмёна — он там бывал часто. Особенно в этом году. — Минсок потянул носом, вдохнув аромат кофе, и безошибочно определил: — Антаресийский сорт. Урожай с Ликас. Ваши угодья, если я не ошибаюсь.
— Мои. Вам не нравится?
— Ну что вы... Нравится, конечно. Одни из самых лучших и дорогих сортов кофе. Бобы какао с Ликас вообще считаются элитными, как и масло какао.
— Вы явно смыслите в этом больше меня.
— Не прибедняйтесь. Такая скромность вам не к лицу. Почему бы вам не поговорить с Чунмёном всё-таки? Почему нужно спрашивать именно меня об альдебаранских делах? Вы же знаете, что я с Чондэ, а Чондэ — это Эльдорадо. До Трансформер мне нет никакого дела.
— Может быть. Но Чунмён...
— ...ничего не скажет, — кивнул Минсок и сделал крошечный глоток кофе, тут же довольно зажмурился и улыбнулся, а затем посмотрел на Ифаня уже без расслабленности и тонкой насмешки. — Понимаю. В прессу так ничего и не просочилось, хотя это и неудивительно.
— Что вы имеете в виду?
— Трансформер сейчас фактически принадлежит Альдебарану. Это вот то, что я имею в виду. Помните, когда вы уходили, Нитро работали над новым двигателем? Разработки оказались неудачными, поэтому Чунмёну пришлось держать в команде старые болиды, а их обслуживание — штука дорогая. Чунмён после семи лет в Формуле попал в чёрный список всех банков. Вряд ли он говорил об этом хоть кому-нибудь, но это так. Могу сказать вам это с уверенностью человека, который занимается банковскими операциями, связанными с Формулой.
— Разве такая информация не должна быть банковской тайной?
— Должна. Но я говорю с вами как частное лицо. Это раз. И два... я свободный агент, который в некоторых обстоятельствах не связан банковскими уставами и положениями. И меня касаются лишь сделки, связанные с Формулой, а не частные уговоры. Да и вы, несомненно, в курсе, что после вашего ухода Трансформер лишилась практически всех своих спонсоров.
— Чунмён говорил, что у него достаточно средств, — возразил Ифань, отставив чашку в сторону. Ему всё меньше нравился тон Минсока.
— Угу. Достаточно. Вы ему поверили?
— Зачем ему было лгать? Тем более, мне?
— Он лгал всем, насколько я понимаю. Но это его личное дело. И вот об этом вам лучше спрашивать его самого. Детали только он один и знает. По поводу достаточных средств, взявшихся из воздуха. Хотя если вы верите в такие сказки, то это тоже ваше личное дело. Сами посудите... Держать конюшню — тем более такую, как Трансформер — дорогое удовольствие. Владелец попадает в чёрные списки всех банков, теряет чемпиона и спонсоров, но почему-то не сливается, а остаётся в Формуле. Загадочно, нет?
— При чём же тут Альдебаран, коль уж начали мы с него?
— А вы подумайте.
— К новому сезону в Трансформер пришёл Лу Хань.
— Дебютант с прицелом на чемпионство, ага. Когда в последний раз альдебаранцы получали чемпионский титул?
— До дебюта Ким Чонина.
— Именно. Девять лет прошло. Акции Альдебаранской Академии неплохо так упали, да?
Ифань откинулся на спинку стула и задумчиво побарабанил пальцами по краю стола. Минсок с непроницаемым видом пил кофе.
— Зачем же вы дали мне наводку? Вы же тоже альдебаранец, значит, всё происходящее сейчас с Трансформер в ваших интересах.
— Не совсем. — Минсок аккуратно поставил пустую чашку на стол и педантично развернул её так, чтобы тонкая ручка была под пальцами левой руки. — Моя команда — это Эльдорадо. И мне интересна лишь она. Трансформер меня мало волнует. Честно говоря, мне даже выгодно, если Трансформер вылетит из Формулы так или иначе. А Трансформер вылетит непременно, если Лу Хань не станет чемпионом. Вот так.
— При чём тут Лу Хань?
— Это вам тоже придётся выяснять самому. Хотя... исключительно потому, что вы владелец кофейных плантаций... Вы в курсе, чем занимается отец Лу Ханя? Если нет, попробуйте разнюхать. Думаю, вам будет интересно узнать это и сложить с теми сведениями, которыми вы уже обладаете. Всего доброго. И спасибо за кофе.
Ифань проводил Минсока озадаченным взглядом, потом полез в наладонник, но это не особенно ему помогло, пришлось позвонить Исину.
— Отец Лу Ханя?
— Ну да.
— Откуда вдруг такой интерес?
— Ты можешь просто ответить на вопрос?
— Конечно... Это обычно не разглашается, но отец Ханя — директор Альдебаранской Лётной Академии.
— Спасибо.
Ифань сунул наладонник в карман и вновь побарабанил пальцами по краю стола. Мозаика, которая раньше никак не сходилась, начала постепенно складываться в чёткую картинку. Осталось найти Чунмёна и как следует прижать к стенке.
Чунмёна он нашёл к вечеру в ангаре, отволок в собственную мастерскую, запер дверь и усадил в кресло у иллюминатора. Устроившись за столом, Ифань приглашающе повёл рукой.
— Рассказывай.
Объяснять ничего не потребовалось — знала кошка, чью сметану съела. Чунмён прекрасно понял, чего хотел от него Ифань, но продолжал молчать.
— Не надо испытывать моё терпение. Я хочу знать детали. И ты не выйдешь отсюда, пока не расскажешь всё и в подробностях.
— Ты не можешь держать меня тут вечно, — буркнул Чунмён и уставился на собственные сцепленные руки.
— Я вообще могу вывезти тебя в Антарес и сделать всё, что моей душе будет угодно. И никто не посмеет даже пикнуть, чтобы не спровоцировать новый вооружённый конфликт с Империей. Это не то средство, к которому мне бы хотелось прибегать, но всё-таки напомню тебе, что я удельный принц, нравится это кому-то или нет. Поэтому дипломатические пляски и расшаркивания вокруг моей персоны никогда не прекратятся. И ты тоже прекрасно это знаешь. Мы не первый год вместе. Всякое бывало. Но ты впервые ведёшь себя вот так. Я тебя уважал и верил тебе, но тут всплывает... всё это. Чунмён, либо ты всё расскажешь сам, либо я заставлю тебя это сделать. Не из-за Трансформер, хотя команда многое для меня значит. Из-за друзей, которых у меня слишком мало, чтобы я мог ими разбрасываться. Или терпеть предательство с их стороны. Я даю тебе шанс спасти нашу дружбу. Советую оценить этот широкий жест. Другого шанса не будет. Не воспользуешься этим, наша дружба умрёт в муках. Я могу многое простить, но предательства я никому не прощу.
— Даже Чонину? — слабо улыбнулся Чунмён.
— Ему — в первую очередь. И он это знает, не волнуйся.
— Ты слишком серьёзно относишься к некоторым вещам...
— Я в курсе. Как и ты. Как и Чонин. Но да, я вот такой серьёзный в некоторых вопросах. И ты всегда это знал. Точно так же, как я знаю о ряде твоих недостатков и всегда закрываю на них глаза. Потому что ты мой друг. Я могу простить эти недостатки и даже считаться с ними, ведь наша дружба мне дорога. Но точно так же тебе придётся считаться с недостатками моими, если ты всё ещё мой друг, и наша дружба взаимна. А теперь прекрати юлить.
— Предлагаешь мне исповедаться тебе в грехах?
— Коль желаешь, то вперёд. Можешь опустить детали в виде чёрных банковских списков и разбежавшихся спонсоров. Начни сразу с дела — где ты взял средства на команду и чего это тебе стоило. Хотя «где» уже не суть важно. В Альдебаранской Академии. Лучше детали давай.
Чунмён с силой закусил губу и нахмурился, потом тяжело вздохнул и обмяк в кресле.
— Тебе мало того, что ты знаешь?
— Мне мало знать с чужих слов. Я хочу тебя послушать. И узнать, чем ты вообще руководствовался. И мне интересно, какой задницей ты думал. Конкретной задницей, или той, что с ушами?
— Тебе не пристало так выражаться в силу твоего положения, — забузил Чунмён.
— Моё положение даёт мне право выражаться даже так, чтоб уши вяли. Это меня не украсит, конечно, зато хоть душу отведу.
— Ну ладно. Сам напросился! — Чунмён выбрался из кресла, побегал по мастерской, плюхнулся обратно в кресло и опять тяжко вздохнул. — Не знаю, с чего начать.
— Мне глубоко пофиг. Откуда начнёшь, оттуда и ладно.
— Угу... Знаешь, ты прав, мы не первый год вместе, но я до сих пор мало что знаю о тебе.
— Ты знаешь достаточно. Или наивно полагаешь, что к происхождению принца бонусом прилагается богатая биография? Я не такой особенный, каким могу показаться. У меня есть семья, ты и Исин, и Чонин, и Тао, и Бэкхён с Чанёлем. Ещё Формула и Трансформер. Мне хватает. Точнее, хватало до недавних пор. Чунмён, что, чёрт возьми, происходит с тобой?
Чунмён понурился и забрался в кресло с ногами, скомочился там и пробормотал:
— А у меня на первом месте всегда Трансформер. Ты знаешь. Я тогда не мог начать сезон. Вообще. Везде были не просто нули, а минусы. Накануне я как раз отсмотрел отборочные туры в Альдебаранской Академии. Я не говорил тебе особо о левых делах и приглашении. Но меня в самом деле пригласили в жюри. И я всё равно взял бы Ханя в команду. Он талантлив и блеснул тогда. А потом меня пригласили на ужин. И сделали предложение, от которого я не смог отказаться. Всё очень просто, Фань. Предельно просто.
— И какое именно предложение тебе сделали? — Догадаться уже было несложно, но Ифань хотел услышать это именно от Чунмёна.
— Отец Ханя предложил погасить все долги и дать нужную сумму, чтобы Трансформер осталась на плаву. Единственное условие, которое он поставил...
— Сделать из Ханя чемпиона?
— Примерно. Он потребовал, чтобы в этом году Хань стал чемпионом.
— И тут так не ко времени вылез Чонин?
— Это была моя ошибка. Я же сам позвал его. Но я хотел, чтобы он стал лидером команды. Мы ведь оба знаем, что победы для него пустой звук. Я думал, он будет доволен уже тем, что сможет гонять и создавать острые моменты на трассе. Думал, он побоится вновь и вновь подниматься на подиум, зато порадуется возможности стать для Ханя наставником.
— Чёрт... Чунмён, для Чонина победы по-прежнему пустой звук, но ты же знаешь, как он гоняет! Вышел на трассу, радости полные штаны и почесал без оглядки вперёд, случайно урвав мимоходом победу. Я утрирую, конечно, но ты сам знаешь, что победа для него никогда не измеряется золотом или кубками, а лишь скоростью. И, чёрт возьми, почему ты ничего мне не сказал? Почему не пришёл и не попросил денег у меня? Какого хрена тебя повело на сторону и на такие условия? Ты же знал, что это условие невыполнимо. Хань — талантище, но без огранки толку не будет. Нельзя просто взять человека и сказать «будь чемпионом». Это не кино и не магия. Это, чёрт возьми, долгий и упорный труд.
— Иди к чёрту! Если бы не Чонин, Хань вполне мог стать чемпионом!
— Не вали с больной головы на здоровую! — загремел Ифань. — И не сбрасывай со счетов Чанёля! Именно у Чанёля было больше шансов на чемпионство, если бы Чонин не вернулся. И вообще! Я тебя не об этом спросил! Я спросил, какого... овоща ты у меня денег не попросил?!
— Да вот ещё! Ты думаешь, я не в курсе, что вокруг тебя толпами вьются всякие лизоблюды? Ты же сам говорил, почему такой замкнутый и дикий! И тут я такой красивый с фразой: «Фанни, дай мне денежку». И что бы ты обо мне подумал? Что я такой же, как они! Что мне тоже интересны лишь твоя власть, твоё положение и состояние. Ну? Так ведь?!
— Да с чего ты взял? — возмутился Ифань. — И ты же деньги не для себя искал, а для команды. Я столько лет гонял в Трансформер, что это и моя команда. Мы практически вместе всё сделали. Почему я должен был плохо думать о тебе из-за проблем команды? Или ты думаешь, мне было бы в радость видеть, как Трансформер сливается из Формулы? Или ты решил, что я заподозрю тебя в двуличии и решу, что ты потратишь деньги на себя любимого, забив на команду?
— Нет, но... — Чунмён растерянно умолк и поник в кресле. — Об этом я не думал. Просто думал, что буду выглядеть в твоих глазах довольно позорно, если приду и попрошу денег. Тем более, столько... Не знаю.
Они помолчали, потом Ифань тихо спросил:
— Документы ты какие-нибудь подписывал? Как вообще ваш уговор оформлялся?
— Всё было предельно простым. Сам понимаешь, никому не хотелось ничего афишировать.
— То есть, у вас обоих на руках стандартные бумажки с указанием суммы и сроками? Досрочное погашение предусмотрено?
— Восьмой пункт. Как во всех стандартных банковских договорах.
— Ладно. Если я сейчас погашу твой долг и всё выплачу, ты сможешь вернуть в команду Чонина и продолжить сезон так, как если бы ничего подобного никогда не случалось? Словно ты владелец успешной конюшни, где есть аж два кандидата в чемпионы?
— С какой радости тебе...
— Перестань. Я уже объяснил, с какой. Если есть шанс спасти ту Трансформер, которую я знаю, то я хочу этим шансом воспользоваться.
— Но Чонин не вернётся. Ты же знаешь его гордыню. После всего, что было... он точно не вернётся.
— А ты приложи усилия. Всерьёз, Чунмён. Чтобы он поверил в твою искренность. И перестань давить на Ханя. Ты сам понимаешь, что ему нужны время и наставник. Если сможешь убедить Чонина, получишь и первое, и второе. Кстати, Хань в курсе? Почему мне кажется, что нет?
— Нет, не в курсе, — после долгого молчания отозвался Чунмён. — И тут тоже может рвануть, если он узнает.
— Пусть не узнает тогда. С него довольно и тех встрясок, что ему уже довелось пережить.
— А Чонин? Как быть с ним?
— А это уже твои проблемы. В свете его возвращения. Если потребуется, расскажешь и объяснишь, почему ты был такой свиньёй. Не очень красиво, конечно, потому что ему тоже потом придётся молчать и скрывать это от Ханя, но Чонин имеет право знать причину твоих подлянок и плохого к нему отношения. В конце концов, это ты вытащил его на трассу, позволил сделать вдох полной грудью, а потом перекрыл кислород.
— Он сам решил вернуться, — запротестовал Чунмён.
— Ага. Но сделал бы он это, если бы ты не предложил ему место пилота в Трансформер?
Чунмён промолчал.
— Вот именно. Ты и сам понимаешь, он хотел вернуться, но мы все знаем, насколько сложно это было бы в любой другой команде, кроме Трансформер. Не те условия. Даже в Трансформер ему потребовались время и силы, чтобы обрести себя.
— Специалисты в клинике говорили, что он хорошо перенёс все трудности после восстановления. Ну... после той аварии и...
— Чунмён, не будь ребёнком. Если он не пытался убить себя, это не значит, что ему было легко. Он до сих пор шарахается от огня и задыхается, когда сильно волнуется. И ноги у него иногда подводят. Тут, — Ифань тронул пальцем собственный висок, — у него до сих пор остались трудности. И память. Тело исцелилось, но не душа. И это ещё здорово, что после всего он не страдает клаустрофобией. Многие правы, когда считают, что он уже не станет прежним. Да, не станет. Он будет другим. И мы пока не знаем, каким именно. Но это не значит, что все дружно должны от него отвернуться или считать его развалиной.
— Того, что он творит сейчас, вполне достаточно.
— Для тебя? Для меня? Для кого-то ещё? Может быть. Но ты же знаешь, что он перфекционист. И он знает, на что был способен раньше. Думаешь, хоть кто-то в силах его притормозить на пути к тому, что ему дорого? У него есть небо. И он вечно будет к нему стремиться. Это аксиома, Чунмён. Если помнишь, карьера Чонина начиналась примерно в тех же красках, что и карьера Ханя. Так что мы все теряем их обоих — это логично. Когда все вокруг выносят тебе мозг и чего-то требуют, спасение и покой обретаешь лишь в небе и на трассе. И тогда всё перестаёт иметь значение. Кроме скорости. Не смотри так, я от этого далёк так же, как и ты, но понять Чонина и Ханя можно, если пошевелить извилинами. Хотя бы слегка — понять. А вот они двое друг друга смогут понять лучше, чем кто-либо ещё. Может, потому Чонин и вертит хвостом, потому что нарыл себе родственную душу.
— А мне что делать прикажешь, если Хань залетит? Шансы ничтожны, но всё-таки. Или теперь тебе наплевать на собственное правило «никакого секса внутри команды»?
— Не волнуйся, Хань залетит по-любому.
— Ну спасибо! Ты меня офигенно сейчас успокоил!
— Уймись. Я немного не о том.
— И почему это залетит по-любому? Он же бета, а у бет с этим есть сложности.
— Это здесь с этим есть сложности. В Империи таких сложностей нет.
— Ага, как же! Там что, воздух особенный?
— Нет. Медицина продвинутая, — хмыкнул Ифань.
— Если из Ханя сделают омегу, знаешь ли, летать он больше не сможет. Не в Формуле.
— Господи... Никто не сделает из него омегу, Чунмён, это физически невозможно, раз уж он бета. И ветром ему не надует, даже антаресийским. Но вот взять кусочек Ханя и кусочек Чонина всегда можно. Правда, перед этим им придётся покувыркаться в постели, но вряд ли они сочтут это за труд. Когда Бэкхён гостил у меня и Чонина, живо интересовался этим вопросом. Вроде бы даже собирался отщипнуть кусочек Чанёля, но потом передумал.
— Ладно, а биопоказатели? Если Хань и Чонин будут жить вместе, то у Ханя по-любому омега-показатели выйдут за допустимые пределы. Комиссия не допустит его.
— Пф! Можно подумать, это зависит только от секса с альфой. Всегда можно потрясти врачей и расспросить о серии витаминов для бет. Наверняка есть какие-нибудь способы, чтобы поддерживать омега-показатели на приемлемом уровне. Хотя бы временно. Не знаю, как с этим здесь, но можно и наших врачей потрясти, на Ликас хотя бы.
— И это поможет?
— Почему нет? В Империи вообще словом «бета» не пользуются. Есть альфы, альфы по выбору, омеги и омеги по выбору. Ну и неопределившиеся, хотя их мало. Неопределившимся сложно занятие найти, потому что для каждой работы есть свои предпочтения. Если неопределившийся бета захочет работать с маленькими детьми, ему откажут в месте, потому что для такой работы требуются определённые качества. Только если он решит, что хочет быть омегой по собственному выбору, тогда работу получит. Альфу на такую работу не возьмут. Бывают и исключения, но редко. Это уже детали. Но беты у нас принимают всякие витамины в зависимости от выбора. Вроде бы помогает. Что ты решил?
— Попробую поговорить с Чонином после грядущей гонки.
— Хорошо. Надеюсь, урок тебе на пользу пойдёт. Как Исин?
— Ну как... — Чунмён отвернулся и в который уже раз вздохнул.
— Заодно и с Исином попробуешь помириться — столько хорошего сразу.
— А вот язвить не обязательно.
— Даже не пытался, — криво улыбнулся Ифань. — Главное, чтобы всё шло по плану. Вроде бы всё предусмотрели, да? Самое время приступать к реализации плана по этапам. Можешь уже считать, что долгов у тебя нет. Только мне нужны твоя бумажка и координаты твоего кредитора.
— Надеюсь, его удар не хватит.
— Тоже на это надеюсь, ибо намерен потрясать всеми своими регалиями. Для весомости. Можно даже провернуть всё с помощью дипломатического корпуса Его Величества. Для пущей покладистости директора Альдебаранской Академии. Любишь ты создавать сложности... разгрести бы теперь. И надо Ханя спонсировать, что ли...
— Зачем? — вытаращил глаза на Ифаня Чунмён.
— На систему ПВО. Пусть ребёнок купит, вдруг полегчает.
— Зачем? — продолжил искренне недоумевать Чунмён.
— Включи мозги и просеки цепочку ассоциаций: Чонин — система ПВО — ракета — с неба на землю — можно потрогать, пока обратно в небо не сбежал. Спонсируй ребёнка, понял? Всем надо немножко счастья в личной жизни.
— А Чонин не сочтёт это предательством?
Ифань всерьёз задумался, потом решительно рассёк воздух ребром ладони.
— А мы ему не скажем. А если узнает, покаемся сразу и во всём. Он добрый, простит. Сначала прибьёт, конечно, но потом непременно простит.
— А после снова догонит и ещё раз простит, ага... По самую диафрагму...