Название: Симпатика - 1. Книга Ханя и Кая
Автор: Корейский Песец/Шу-кун/Ie-rey
Пейринг/Персонаж: КайЛу, Бэкхён, Чондэ, Минсок, Сэхун/Тао, Сухо
Рейтинг: NC-17
Жанр: соц. НФ, биопанк, романс, драма, юмор, АУ
Размер: макси
Коллаж/арт: Areum//Румба Каталана
Предупреждения: Кай и Ким Чонин в этой истории... Нет, речь не идёт о раздвоении личности или близнецах, всё несколько сложнее, тем не менее, фактически тут два пейринга: Кай/Лу Хань и Чонин/Лу Хань.
Размещение: запрещено
Авторские примечания: Глава 1 Книги Бытия... Нет безупречного и верного кодекса поведения. Каждый поступок любого человека несёт в себе как положительные моменты, так и отрицательные. И вся наша жизнь ― это сумма положительных и отрицательных последствий всех наших поступков. Чего же было больше, зависит от того, насколько вы гордитесь проделанным путём или насколько вы его стыдитесь.
Ссылка на оригинал КФ: ficbook.net/readfic/2290551
◄ 20 ►
◄ 20 ►
Приглушённый назойливый писк раздражал, как и непроглядная тьма перед глазами. Он честно пытался открыть и закрыть глаза, поморгать, но разницы не чувствовал. Рука показалась неправдоподобно тяжёлой, но он смог её поднять и поднесли к голове. На ощупь определил, что на голове у него повязка ― как раз на глазах. Потрогал плотную ткань и решил размотать.
К запястью прикоснулись тёплые пальцы.
― Не нужно. Пока рано. ― Очень мягкий и заботливый голос, даже хрупкий, хоть и мужской.
― Где я? И кто вы? ― Он едва расслышал собственные слова.
― Вы хорошо меня слышите? ― уточнил незнакомец, продолжая удерживать его руку.
― Вполне.
― Хорошо, просто я опасался осложнений со слухом.
Незнакомец положил его руку поверх прохладной ткани и осторожно присел рядом.
― Я доктор Ким Чунмён. Скажите, вы меня помните?
― Нет. А должен?
― Если бы помнили, я бы не удивился этому. Сейчас вы находитесь в новой клинике военного министерства. В Сеуле. Вам стало плохо в экспрессе, вы назвали имя «Ким Кай», но обнаружить ваши документы не удалось, как и данные на вас в центральном банке информации. В Корее не существует человека с вашим именем и вашей медицинской картой. И вы не результат преступного клонирования.
Кай промолчал, потому что всё это он и сам прекрасно знал.
― Мы сделали весь набор анализов. Ваш геном нестабилен, ― прямо заявил ему после долгой паузы доктор Ким Чунмён. ― Это значит, что вы скоро умрёте. Ваш организм повторяет судьбу оригинала. Только к этому добавляются ещё ухудшения функциональности. Скорее всего, скоро вы перестанете видеть. Сейчас ваше зрение... существенно ухудшилось. И у вас рана на ноге. И довольно серьёзный ушиб на боку. Есть несколько царапин. Они уже не заживут ― связи внутри клеток и между клетками постепенно всё больше разрушаются.
― Сколько осталось? ― так же прямо спросил Кай.
Чунмён не ответил, но через минуту Кай ощутил лёгкое прикосновение к голове.
― Закройте глаза, пожалуйста. Сейчас я сниму повязку. Сразу глаза не открывайте, лучше сделать это постепенно. Попробуете?
― Давайте.
― Насчёт оставшегося времени...
― Да?
― Есть один вариант. Только вы сначала послушайте, хорошо? Не буду врать и говорить, что всё легко и прекрасно. Это не так. Для начала... Кто-то взял из архивов генетический материал, чтобы синтезировать вас. И мы не знаем, с какой целью это было сделано. Возможно, злонамеренно. Дело в том, что ваш геном принадлежит лейтенанту ОСН. Он спланировал несколько антитеррористических операций и осуществил их. Успешно. Как понимаете, у него был доступ к секретной информации. Я так понимаю, что вы ничего не помните. И не помните ничего из того, что знал лейтенант. Но я не знаю, каковы были цели тех людей, что вас синтезировали. Синтезирование тем и отличается, что с воспоминаниями выходит всё сложно. Воспоминания остаются при клонировании, но при синтезировании связи могут быть нарушены. Сами по себе либо специально. Но вас могли синтезировать и для того, чтобы вы проникли туда, куда мог пройти только лейтенант ОСН.
― Что стало с лейтенантом? Вы сказали, что я повторяю судьбу оригинала. Он... ― Кай умолк. Чунмён как раз снял с него повязку и позволил вновь опустить голову на подушку.
― Он в криокамере. Если хотите, позднее я отведу вас к нему. Посмотрите сами. Может, что-то вспомните.
― В криокамере? То есть...
― То есть, мы ничем не можем помочь ему. Пока. В криокамере он немногим меньше года. После последней его операции. Показатели ― пятьдесят процентов ровно. Как и у вас. У вас тоже ― пятьдесят процентов ровно. И поэтому вам мы тоже ничем не можем помочь.
― Но вы сказали, что есть один вариант.
― Вы подумайте. Его пятьдесят процентов и ваши.
Кай медленно приоткрыл глаза и зажмурился. Свет больно ударил, высекая из-под век капли солёной влаги. Он снова попытался. Перед глазами всё расплывалось, но он смог различить светлые стены палаты, отслеживающее оборудование рядом с койкой и невысокого человека подле себя. В синей форме. Разобрать черты лица не смог ― он всё видел далеко не так чётко, как прежде.
― Не понимаю.
― Вероятность успеха… гм… есть. Но сама операция будет очень сложной. И вряд ли кто-то возьмётся предсказать результат, потому что никто раньше не пытался сделать нечто подобное. Ваш случай уникален.
― Погодите... Вы хотите сказать, что...
― Вам нужен стабильный геном. Без него вы умираете. И вам он нужен на пятьдесят процентов. Лейтенант Ким Чонин ― это те самые пятьдесят процентов, которые вам необходимы. Вы ― в свою очередь ― это те самые пятьдесят процентов, которые необходимы лейтенанту Ким Чонину для восстановления, ведь вы ― идентичны. Конечно, ваш геном нестабилен, но его ― вполне стабилен. Понимаете? И вы ― зеркальное отражение друг друга.
Кай устало улыбнулся.
― И кто останется тогда? Он или я?
― Вы оба. Я поэтому и пытался объяснить вам, насколько сложна эта операция. Или вы думаете, что так просто сложить две половины разных личностей? Операция предстоит полномасштабная. По времени она займёт несколько суток. И это не просто будет хирургическое вмешательство, ещё и нанохирургическое, и нейро. Особенно сложной будет часть операции с мозгом.
― Вы хотите сделать из нас двоих одно целое?
― Другого выбора просто нет. И всё зависит от вашего согласия. Или несогласия.
― Лейтенанта Ким Чонина вы спрашивать не собираетесь?
― Его семья дала своё согласие. Я уже говорил с ними.
― Семья? ― очень тихо уточнил Кай. ― У него есть... семья?
Это всё меняло. В корне. Сам по себе Кай не рвался жить дальше. Было бы даже лучше, если б он умер, не приходя в сознание. Но у кого-то, кто обладал его исходным геномом, была семья.
― Они... приходят к нему?
― Постоянно. Мать, сёстры ― почти каждый день. Отец бывает раз в неделю. Я спросил их ― они согласны рискнуть. Второго такого шанса уже не будет. Ни для Ким Чонина, ни для вас.
― Вы сказали, что можете отвести меня туда. Когда?
― Если сможете сесть в кресло, я отвезу вас прямо сейчас. Пока его родные не пришли. Думаю, им лучше вас не видеть.
Кай с трудом, но смог сесть на койке. Чунмён помог ему встать и перебраться в кресло. Он закрыл глаза, слушая тихий скрип колёс. Гадал, что увидит внутри криокамеры. Гадал неохотно, потому что помнил отчётливо тот запах расплавленного пластика и раскалённого металла.
― Почему вы так уверены, что после операции ― удачной ― останемся мы оба? ― спросил он в лифте, когда они спускались на подземные уровни, где располагались криокамеры.
― Как я вам уже сказал, подобную операцию не проводили никогда прежде. В полном масштабе. Однако лет двадцать назад профессор Ши в Джакарте проводил операцию ― сходную ― именно с мозгом. Пациенту требовалась репарация, пятидесятипроцентная, как и в вашем случае. Донором был доброволец, чьи медицинские показатели совпадали с показателями пациента на девяносто пять процентов. Операция прошла успешно, однако после неё пациент изменился.
― В каком смысле?
― В том, что он помнил как свою прошлую жизнь, так и жизнь донора. Изменился и его характер. Всё это происходило постепенно и в течение некоторого времени. Профессор Ши наблюдал пациента более десяти лет вместе с психологом. Пациенту снились странные сны. В чём-то он осознавал свою двойственность, а в чём-то ― нет. Иногда возникали внутренние конфликты, когда характеры пациента и донора были в чём-то диаметрально противоположны. Но это один случай, как понимаете. Профессор Ши изложил теорию, согласно которой подобные операции возможны, однако в каждом конкретном случае последствия будут уникальны. Потому что не просто мозг сложен сам по себе, но есть ещё и понятие души. И когда операция предполагает синтез двух человек ― пациента и донора, между ними всегда что-то происходит. Что-то такое, что предсказать невозможно. Поэтому я честно говорю вам, я не знаю, каким станете вы. И я не знаю, каким станет Ким Чонин. Но это единственная возможность спасти и вас, и его. Я понимаю, что перспектива делить с кем-то своё тело вас может не прельщать, но, с другой стороны, этот кто-то ― ваши плоть и кровь точно так же, как вы ― его. Возможно, это будет проще, чем вам кажется сейчас.
― Проще? Вы, должно быть, шутите, доктор Ким. Лично я вообще не в силах это представить, ― пробормотал Кай.
― Напрасно. Я сказал это потому, что вы очень похожи. ― Чунмён помолчал и тихо добавил: ― На Чонина. До жути. И я не о том, как вы выглядите.
― Вам откуда знать?
― Я не был его другом, вы правы. Но я видел его. Когда с ним всё было в порядке. Как раз накануне... Накануне. Вы очень похожи. Сейчас вы сидите точно так же, как это делал он. Жесты, позы, то, как вы немного наклоняете голову, когда слушаете меня, мимика. Вы прикусываете губу точно так же. И прикасаетесь к ней пальцем, когда размышляете. Взгляд. Другие мелочи. Всё совпадает. Я не самый наблюдательный человек на свете, но даже я это вижу. И это даёт мне право предполагать, что, возможно, всё пройдёт лучше, чем ожидается. Если у вас есть какие-либо особенные причины опасаться этой попытки всё исправить...
― У меня нет таких причин, ― невежливо перебил Чунмёна Кай. ― И вы правы, доктор Ким, мне нечего терять. Мне даже всё равно, каким будет результат этой операции. И коль уж мне всё равно, вы можете попробовать. Более того, если вы в силах стереть мою память, я бы попросил вас сделать это.
― Но почему?
― Чтобы после операции, если она пройдёт успешно, разумеется, остался только лейтенант Ким Чонин.
― Но...
― Его возвращения ждут. Меня ― никто не ждёт. И мне бы хотелось, чтобы семья Ким Чонина была счастлива, а не волновалась из-за того, что с Ким Чонином происходит что-то странное.
― Благородно и самоотверженно, ― помолчав, пробормотал Чунмён и выкатил кресло из остановившегося наконец лифта. ― Но я не могу вам этого обещать. Память ― сложный механизм. Даже напрямую работать с ней тяжело. И я не занимаюсь нейрохирургией. Более того, такую операцию никогда раньше не проводили, поэтому мы намерены следовать всем рекомендациям специалистов. Эксперименты с памятью не входят в зону допустимого риска. Простите. Но я могу принести вам книгу господина Мюллера. Почитаете.
― А что это за книга? И кто такой господин Мюллер?
― Господин Мюллер изучал сознание человека и само понятие личности. Когда начнёте читать, поймёте, зачем я вам посоветовал эту книгу. Это к тому, чего вы хотите. И чего опасаетесь. Выкладки господина Мюллера в большей степени чисто теоретические, конечно же, но вы тот самый человек, которому, возможно, удастся использовать его теории на практике.
― Не понимаю.
― После операции посмотрите. Если всё получится, вы сами решите, сколько ваших воспоминаний и вас самих будет у Ким Чонина. Разумеется, если теории господина Мюллера верны. Но мы не можем исключать и вероятность их ошибочности. Но это всё, что я могу вам предложить.
― Вы меня заинтриговали, ― признался Кай. Он порылся в памяти, но так и не вспомнил книг никакого Мюллера. Видимо, их он не успел прочесть.
― Мы почти на месте.
Кай повернул голову и прищурился, различил справа подсвеченные голубым прямоугольники ― словно небольшие окна.
― Нужно доехать вон туда. Номер С-5488А. Третий с конца.
― Хорошо.
Кай отсчитал третий с конца контейнер и уцепился за него взглядом. Нужное окно медленно приближалось под тихий скрип колёс. И с каждым шагом Чунмёна, катившего перед собой кресло, Кай непроизвольно вжимался в спинку. Когда до контейнера осталось метра три, он резко выдохнул и зажмурился.
― Нет. Подождите.
― Что-то не так? ― обеспокоенно уточнил Чунмён.
― Да. Нет. Не знаю. Просто... я не хочу смотреть. Остановимся тут, ладно?
― Почему вы не хотите смотреть?
― Не знаю, ― сердито повторил Кай. ― Просто не хочу. Не могу. Давайте вернёмся в палату, хорошо?
Чунмён вместо того, чтобы развернуть кресло и отправиться обратно, убрал руки с перекладины на спинке кресла, обошёл вокруг и опустился перед Каем на корточки.
― Вы что-то вспомнили? ― тихо спросил он, внимательно глядя на Кая.
― Нет, ― твёрдо ответил Кай. ― Я не помню ничего, но иногда у меня бывает что-то вроде приступов. Я... чувствую запах расплавленного пластика, раскалённого металла и горящей плоти. Не могу дышать. И мне кажется, что... это не лучшие воспоминания. Неважно, мои они или Ким Чонина, но я не хотел бы это помнить. И не хотел бы видеть последствия.
― Кое-что помните, ― задумчиво подытожил Чунмён. ― Это последние минуты, когда Ким Чонин оставался в сознании. Вы помните их. Через час он уже был в клинике, а после ― в криокамере. По сей день и час.
― Я не дурак, доктор Ким. Пятьдесят процентов ― вы сами сказали. Это, чёрт возьми, когда уже не просто репарация нужна. Это, чёрт возьми, значит, что его фактически надо заново собирать. И старых «деталей» осталось по минимуму.
― Вы утрируете. Осталась половина.
― Всё равно, этого мало.
― У вас ― тоже половина. Но я уже сказал вам: ваши половины подходят друг другу идеально. Уж не знаю, кто создал вас и зачем, но хотя бы в этом есть плюс. Плюс ― мы можем спасти вас и Ким Чонина. Хотя бы попытаться.
― Перед тем, как вы займётесь этим всерьёз... вы обещали мне книгу. Хочу прочесть её.
― Да, я помню. Теории Мюллера. Я принесу книгу вам сегодня же.
Книгу Кай получил, а потом наблюдал за родными Ким Чонина, которые пришли Чонина навестить. Он тихо сидел на втором ярусе зала с криокамерами и следил за тремя женщинами, стоявшими у той самой камеры, третьей с конца. Они не заглядывали внутрь, просто стояли рядом, прислонившись к гладкой белой поверхности и что-то тихо рассказывали по очереди, как будто делились новостями, случившимися недавно. Ни одна из них не плакала, но их печаль была настолько осязаемой, что Кай невольно сильнее вцепился пальцами в подлокотники кресла. Он ведь даже не видел родственниц Ким Чонина чётко и ясно, но ощущал их горе в их обликах, жестах, движениях.
Наверное, это было верное решение ― согласиться и попробовать. Пусть даже Каю это уже не нужно. Зато нужно Чонину и его семье.
Кай провёл пальцами по обложке книги, что принёс ему Чунмён. Если Мюллер прав в своих теориях, возможно, ему удастся забыть себя. И, возможно, Ким Чонин никогда не познакомится с Каем в своей голове. Возможно, его личность останется цельной и единственной.
Это то, чего Кай хотел больше всего на свете. Исчезнуть, чтобы помочь кому-то, ― это намного лучше, чем исчезнуть просто так без всякой пользы. И хотя бы кому-то он будет нужен. Просто нужен.
Кай вновь провёл пальцами по обложке. Он обязан всё забыть, забыть себя и своё прошлое, пусть даже оно столь мало во временном отношении. Забыть и не вспоминать никогда, потому что если это прошлое всплывёт... Хань будет в опасности.
Конечно, всё может кончиться неплохо, если Хань докажет чистоту эксперимента. Но если не докажет? И как он объяснит кражу генетического материала? Никак. И он не сможет больше заниматься генетикой ― ему запретят, но ведь он любит это. И у Ханя больше не будет свидетеля, потому что показания Ким Чонина и показания Кая ― это не одно и то же с точки зрения закона. С точки зрения закона Кай будет признан несуществующим. К тому же статус «синтезированный человек» никогда прежде не рассматривался всерьёз и не входил в список субъектов, обладающих полной дееспособностью и правоспособностью. И вину за всё это ― за появление такого неклассификационного субъекта ― опять же возложат на Ханя.
Выбора просто нет. Если никто не узнает правду, это будет намного лучше. Кроме того, Кай даже не представлял, как отреагирует на его воспоминания Ким Чонин. И что Ким Чонин сделает с этими сведениями? Ведь Ким Чонин не знал и не знает никакого Ханя, поэтому для него вся эта история станет историей преступления.
Кай этого не хотел. Он крепче сжал пальцами книгу. Либо он сделает всё, чтобы забыть, либо...
Что будет в ином случае, он даже не мог предположить.
Чунмён помешивал деревянной палочкой кофе в бумажном стаканчике и глупо пялился на монитор перед глазами. В кабинете было душно, но он ленился встать и распахнуть окно. Вдобавок ко всему горькое послевкусие после беседы с родственниками Чонина ещё не рассеялось.
Чунмён не говорил им о тонкостях самого процесса репарации, поэтому они воспринимали всю ситуацию как ожидание подходящего донора и сложной операции. Однако ближе всех к истине оказался именно Кай, когда сказал, что Чонина придётся практически собирать заново. Собственно, Чунмён уже «собрал» Чонина заново сразу же после окончания военной спасательной операции. «Собрал заново» всё, что осталось. Но этого было недостаточно.
На самом деле он мог отвести Кая к криокамере и показать ему Чонина без опаски, потому что внутри криокамеры Чонин находился в таком положении, чтобы родственники могли смотреть на него и не пугаться. Кай тоже не испугался бы, наверное. Если не думать о том, что он мог вспомнить подробности всего случившегося в тот день, казавшийся ныне далёким. Но раз уж он упомянул приступы и переживал то, что с Чонином тогда случилось снова, Чунмён решил не рисковать.
Ведь если бы Кай вспомнил то, что случилось в тот миг, он мог бы счесть это реальностью, как и болевой шок, например. Да и риск для психики тоже немалый.
Кай и Чонин в данный момент отзеркаливали друг друга. У Кая организм отказывал, начиная с левой половины тела ― той самой, что оставалась «живой» у Чонина. И наоборот. Кай говорил, что он иногда не ощущает и правую половину тела, но это очень быстро проходило, да и случалось намного реже. Ложные ощущения из-за синтезирования.
Сначала Чунмён предположил, что столкнулся с эффектом резонанса, как при клонировании, но быстро отказался от этой мысли. Как правило, при клонировании эффект резонанса был полным: болел оригинал ― болели клоны, умирал оригинал ― умирали клоны, оригинал ломал правую руку ― клоны ломали правые руки либо чувствовали себя так, словно у них сломаны правые руки. Полный эффект резонанса. И вне зависимости от того, стабильным геномом обладали клоны или нестабильным.
Если бы геном Кая был стабилен, он не умирал бы. Более того, Чунмён не испытывал уверенности в том, что Кай болел бы и ощущал бы дискомфорт. Все его проблемы проистекали целиком и полностью из нестабильности генома. Его ощущения в большей степени напоминали остаточную память. И если после синтезирования у Кая наблюдался диссонанс в памяти... Если. Так вот, если такое было, то ему пытались стереть память. Намеренно. Но если синопсического диссонанса не было, то память пострадала непроизвольно и по неизвестным причинам.
Чунмён убрал палочку из стакана, глотнул кофе, встал из-за стола и всё-таки подобрался к окну. Распахнув створки, вдохнул персиковый аромат ― в саду клиники как раз второй раз зацвели молодые персиковые деревья.
Оперевшись локтями о подоконник, Чунмён посмотрел вниз и поискал взглядом знакомое кресло. Точно, Кай уже сидел у пруда и бросал крошки карпам. Накануне он перестал видеть левым глазом. Книгу Мюллера он вернул Чунмёну на следующий же день и твёрдо сказал, что прочёл её всю. Может быть, хотя для этого ему полагалось читать очень быстро.
Чунмён отдавал себе отчёт в том, что с геномом Ким Чонина не всё в порядке ― в случае Кая. Геном немного отличался, причём настолько мало, что это могло быть просто погрешностью. Но у Чунмёна не оставалось времени на полномасштабные исследования, да они и затруднялись тем, что, во-первых, он не знал, что и где искать; во-вторых, как и чем искать; в-третьих, всё искажалось тем, что внутри генома связи разрушались. Ещё немного ― и разобраться никто не смог бы. Приходилось идти на риск: провести операцию, провести её успешно, а уже позднее наблюдать за Ким Чонином и определять, где и что, и как изменится. Только так.
Чунмён уронил подбородок на руки и вздохнул, вновь вернувшись в мыслях к родственникам Чонина. Они хотели увидеть Кая. А Чунмён не мог показать им Кая. Хотя бы потому, что Кай уже был не в лучшем состоянии ― мягко говоря, а ещё он был точной копией Чонина. И мать Чонина могла этого не вынести. И меньше всего Чунмён хотел бы слышать хоть от кого-то, что врачи ― «убийцы». А мать Чонина могла подумать именно так и назвать Чунмёна либо убийцей Кая, либо убийцей Чонина. И Чунмёну не улыбалось объяснять ей, что и Чонин, и Кай останутся живы оба ― если операция пройдёт успешно. Или оба умрут, если с операцией ничего не выйдет. Но смогла бы тогда бедная женщина принять и осознать факт двойственности её сына, если бы операция увенчалась успехом?
Чунмён не хотел рисковать. Он сказал семье Чонина, что репарация возможна, донор есть, но честно предупредил, что всё будет сложно, займёт несколько суток и может кончиться печально, если два организма отторгнут друг друга. Вопрос отторжения регулируется Небесами, если это случится, то не по вине медиков.
Но вот задача ― как родственники узнали про Кая? И почему они так хотят его увидеть? В том, что Кай не пожелает с ними встретиться, Чунмён был уверен, так им и сказал. Только это, собственно, и образумило их немного.
В любом случае, родня Чонина не пыталась вникнуть в тонкости дела, и Чунмён не мог их за это винить. Они любили, ждали и надеялись. Они уже год так не жили, а существовали. Вероятно, отец Чонина не раз проклял себя за то, что настаивал на военной карьере. Об этом Чунмён узнал случайно ― в один из своих визитов в дом семьи Ким. Рассказала ему об этом старшая сестра Чонина.
В детстве Чонин любил танцы, потом пошёл в школу тэквондо, которую держал его дед. Ныне школа была на попечении отца Чонина, но он не демонстрировал успехов на этом поприще. Согласно завещанию старого главы семьи, школа отходила Чонину как лучшему ученику мастера Кима и являлась наследством Чонина. Перед службой в армии он фактически сам школой и руководил. Мастер Ким скончался от старости незадолго до возвращения Чонина из армии ― за пару месяцев до трагедии, постигшей семью. Собственно, Чонин как раз должен был вернуться и застать деда в живых, но отец настоял, чтобы он продлил армейский контракт ещё на три месяца и подумал о военной карьере.
Насколько Чунмён понял, танцы для Чонина были под запретом, ведь это совсем не престижно с точки зрения господина Кима. Желание старого главы семьи тоже господина Кима не устраивало, хотя школа тэквондо, принадлежавшая их семье, пользовалась огромной популярностью. Чунмён даже слышал, что Чонин разработал какие-то собственные уникальные приёмы и что-то там выигрывал на национальных и международных чемпионатах. Тем не менее, господина Кима опять-таки не устраивал подобный расклад, а вот внезапный военный «взлёт», видимо, заронил в душу господина Кима некие надежды.
Чонин планировал антитеррористические операции. Успешные ― все. Он даже начинал работу над учебными программами. А именно террористы и любители хватать заложников представляли ныне наибольшую угрозу. По сути во многих странах от военных корпусов и остались отделы по борьбе с террористами. Если верить словам министра и представителей руководства, то Чонин думал не так, как большинство офицеров. Его образ мыслей сбивал их с толку, но зато прекрасно работал при планировании операций.
Чунмён мало понимал в военных делах, но предполагал, что Чонин в самом деле многого мог достичь в армии. Особенно если бы он сам хотел этого так же сильно, как его отец. К тому же, у Чонина был характер бойца ― он не сдавался и не останавливался на полпути, выбрав цель, он шёл к ней неутомимо и упрямо. И если он решил, что спасти надо всех заложников до единого... ничто не могло остановить Чонина. И не остановило. Даже в тот раз спасти удалось всех заложников. И никто из отряда серьёзно не пострадал. Кроме Чонина.
Чунмён вернулся за стол, закрыл ладонями лицо и тяжело вздохнул. Ему после той операции постоянно снились кошмары. Снилось, что Чонин не успел. Либо решил никого не спасать. Глупые сны, конечно. В тот день Чонин пожертвовал собой, чтобы спасти всех остальных. И если бы он не успел или просто спрятался, Чунмён, прочие заложники и члены спасательного отряда погибли бы.
Но Чонин не спрятался и успел. И поэтому в криокамере торчал почти год именно он.
Чунмён не знал, что будет, если операция пройдёт неудачно. И он не хотел даже думать об этом. Ещё он не знал, что будет, если операция пройдёт успешно. Останется ли Чонин на военной службе? Теперь-то срок уж точно вышел. Если он не захочет остаться в армии, никто и ничего сделать не сможет.
Чунмён на днях спросил Кая, чем тот хотел бы заниматься. Кай ответил, что он хотел бы танцевать. Чудесно просто, если вспомнить о детских надеждах Чонина, которые не сбылись.
За час до полуночи у Кая случился приступ.
Чунмёну удалось вновь запустить его сердце.
Почти чудом и тогда, когда он сам уже перестал на это надеяться.
Чунмён по привычке предельно осторожно закрепил микроанализатор на запястье Кая, хотя Кай ничего не чувствовал, и если бы игла анализатора вонзилась в руку резче, чем следовало бы, он бы не почувствовал этого всё равно.
― Нам придётся сдвинуть сроки, ― тихо сообщил Чунмён. ― Слишком мало времени осталось.
Кай уже не мог ему ответить, лишь дважды медленно опустил веки. Это сигнал заменял ему фразу: «Без разницы».
― Если мы начнём утром... Что скажете?
Кай закрыл глаза и тут же открыл их. Это означало согласие.
― Я уже говорил ― это займёт несколько суток. И риск довольно серьёзный. Мало того, что ваши организмы могут друг друга отторгнуть, так ещё и длительность операции увеличивает риск. Я не знаю, каким будет ваше пробуждение. И будет ли оно вообще. Но всё же... я могу лишь пообещать, что сделаю всё, что сделать смогу.
Кай попытался улыбнуться. Получилось так себе. Чунмён в большей степени прочёл улыбку в его взгляде, чем по губам.
Пациент Ким Чонин открыл глаза спустя семь дней после уникальной операции, вошедшей в учебники по комплексной хирургии десятью годами позднее.
В больничной книге напротив фамилии, имени и регистрационного кода доктор Ким Чунмён лично оставил новую запись: «Объект жив. Запрос деактивирован, репарация проведена успешно. Открыто уголовное дело по синтезированию донора под условным именем Ким Кай. Дело передано в архив и остаётся условно активным в течение пятидесяти лет с момента обнаружения донора. Уголовное дело должно быть принято к рассмотрению немедленно при поступлении новых данных по нему. Уникальность операции предполагает регулярное наблюдение за физическим и психическим состоянием пациента. Лечащий врач ― Ким Чунмён».
Конец книги 1. Книга Ханя и Кая
Ожидается книга 2. Книга Чонина и Ханя
Тизер второй книги можно посмотреть по ссылке на оригинал в конце 20 главы
@темы: Tao, NC17, биопанк, EXO, Kim Jongin, Luhan, Byun Baekhyun, Oh Sehun, KaiLu, Huang Zitao, Симпатика, KaiHan, Ie-rey, romance, Kai, fanfiction