Название: Формула-О (Formula Exol)
Автор: Корейский Песец / Шу-кун / Ie-rey
Фэндом: EXO - K/M
Основные персонажи: Лу Хань (Лухан), Ким Чонин (Кай), Ву Ифань (Крис), Ким Чунмён (Сухо), Чжан Исин (Лэй), Бён Бэкхён, Пак Чанёль
Пэйринг или персонажи: КайЛу, ЧанБэк - основа + боком СуЛэй, ЧенМин, Крис, Сэхун, Тао, Кёнсу (ОТ12)
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст, Юмор, Фантастика, AU, Омегаверс
Предупреждения: Кинк
Размер: Макси, 249 страниц
Кол-во частей: 32
Статус: закончен
Описание:
косморейсингАУ. Formula Exol в переводе — Формула Определения. Определение есть совершенство, а совершенство недостижимо, потому издавна обозначалось как ноль. Трансформер вс Эльдорадо, но любая команда состоит из обычных людей, стремящихся к собственным целям. Или просто в небо, в космос, к настоящим звёздам. К скорости и определению, к идеалам. Просто у каждого из них небо собственное, не такое, как у других.
Посвящение:
Трансформер и Эльдорадо
Примечания автора:
омегаверс, да, но — гонок тут больше, чем омегаверса, омегаверс, скорее, антураж, ибо автор решил считерить, чтоб не объяснять, почему "тут все геи" - силы ему понадобятся на гонки )))
Ссылка на оригинал КФ: ficbook.net/readfic/3274695
Глава 12-1
Желание бывает разным, но оно всегда остаётся опасным в первую очередь для того, кто его испытывает.
Глава 12 — 1
В Империю Антарес вся конюшня Трансформер отбыла в полном составе гораздо раньше, чем полагалось по расписанию Формулы-О. И Бэкхёна они прихватили с собой. Никто не задавал глупых вопросов по поводу причин раннего отбытия — и так ясно же, что в Трансформер включены У Ифань и Ким Чонин, а эти двое родились в Империи и оставались её подданными. Потому и раньше срока отбыли, чтобы Ифань и Чонин могли повидаться с родными.
Когда они прибыли в систему Антарес, разразился крупный скандал. Чунмён настаивал, чтобы Хань и Чонин держались вместе, то есть, Чонину пришлось бы забрать Ханя к себе в поместье, а Ифань был резко против, потому что «никакого секса внутри команды».
— Уймись! Всё равно Чонин должен заниматься с Ханем. Им будет удобнее, если они будут вместе! — гнул свою линию Чунмён.
— Занятия сексом не входят в программу! — гремел Ифань.
— А ты сначала докажи, что эти занятия сексом плохо влияют на пилотов! Вот пока не докажешь, пусть хоть на ушах стоят — мне плевать! И ещё не факт, что у них там что-то горит в плане секса! Чонин, забирай Ханя к себе. И чтобы тренировались каждый день на «Арене»!
«Ареной» называли небольшой гоночный трек на окраине Антарес. Там не существовало препятствий и секций, лишь длинная «дорога», обозначенная огнями. На «Арене» обычно проходили состязания на скорость — и только.
Пока в центральной каюте яхты скандалили, Чонин сидел в кресле у иллюминатора и ни на что не обращал внимания. После слов Чунмёна он просто поднялся и двинулся к выходу. Хань растерянно переступил с ноги на ногу, подхватил свои сумки и кинулся следом. Догнал он Чонина у стоянки челноков и запихнул вещи в выделенный им транспорт. Потом топтался рядом с Чонином, пока они ждали стюарда. Тот явился через пару минут. Нагруженный багажом Чонина, как ослик.
Они покинули космическую яхту Ифаня спустя четверть стандартного часа. Хань вертелся на пассажирском сиденье и периодически косился на Чонина, невозмутимо управлявшего челноком. Долго не выдержал и тихо спросил:
— И куда мы летим?
— В системе Антарес одиннадцать планет, — после паузы отозвался Чонин, но от управления не отвлёкся. — Моя семья живёт на третьей, Орос. Моё личное поместье — на четвёртой, Скорпио. Туда и летим.
— А Ифань?
— Седьмая, Ликас.
— А почему мы не на яхте? Разве не удобнее было бы? Яхта ведь небольшая, и...
— В Антарес на планетах нет космодромов. Сесть можно только на малом судне. Весь крупняк стоит на приколе за пределами системы, середняк в систему пускают, но сесть они могут только на станциях или крупных астероидах с постоянными орбитами. Яхта Ифаня — это середняк, но у его семьи есть собственная станция рядом с Ликас. Между планетами внутри системы можно летать только на мелочи вроде челноков или болидов.
— А как же крупные грузы?
— На окраине системы есть специальная станция с космопортом. Сортировка. Там грузы разбирают и отправляют на другие станции или астероиды с малыми буксирами. Оттуда уже мелкими партиями доставляют по нужным адресам.
Хань помолчал, снова повертелся на сиденье и вздохнул.
— А города на что похожи?
— На Гелиополь, наверное. У нас мало городов.
— Почему?
— Потому. Обычно люди селятся вокруг поместий. Планеты в Антарес крупные, а население небольшое в среднем.
— И какое у тебя поместье?
— Пионовый Закат. Сам увидишь потом. Через полчаса сядем на окраине столицы, возьмём трассер и двинем прямо в поместье. Оно в северо-восточной части Скорпио на побережье.
— Э-э-э... — Хань порылся в скудных познаниях об Антарес, но толком ничего не вспомнил. — Какой материк?
Чонин впервые за всё время посмотрел на него — окинул изумлённым взглядом и вновь отвернулся.
— На Скорпио нет материков, — наконец соизволил заметить он. — Есть только архипелаги. Скорпио была последней планетой, на которой запустили генератор атмосферы. Считалось, что генератор не справится. Справился, хотя сложности были. Частично из-за этого на Скорпио образовались только архипелаги. Соотношение моря и суши — восемьдесят к двадцати. Население — десять миллионов. Это планета с самым маленьким населением в Империи. Моё поместье находится на крупнейшем острове северо-восточного архипелага Тодд. Весь архипелаг принадлежит мне, если что. На островах архипелага живут мои слуги и их семьи, есть несколько семей арендаторов. Арендаторы в основном занимаются рыболовством и содержат морские фермы. Марикультура. Ну и они платят арендную плату и налоги в мою казну.
— Хорошо устроился, — буркнул слегка пришибленный объяснениями Чонина Хань.
— Почему? Это в норме. Они платят мне, а я плачу имперский налог и за себя, и за них всех. Так положено по закону.
— В таких условиях демократия выглядит привлекательно.
— Демократия — это всего лишь слово. И недостижимый идеал. Подлинной демократии никогда не существовало. И вряд ли когда-нибудь... Неважно. В Империи ты сам выбираешь своё положение. Чем ты выше, тем выше твоя ответственность. Любой из моих арендаторов или слуг при желании может подать прошение Императору и изъявить желание перейти в класс аристократов. Это вполне возможно. Но это и повлечёт за собой ряд последствий, к которым нужно быть готовым. Если же человек этого не хочет, он остаётся на своём месте. Вот и всё.
— Всё равно дикость, — упёрся Хань. — И как они к тебе обращаются? Величают милордом или ещё как?
— Светлый князь в моём случае походит на насмешку, так что они привыкли обходиться вашим высочеством. Какая разница? Ты ведь не подданный Антарес, так что можешь называть меня так, как пожелаешь. Всё равно никто тебя не поймёт. На Скорпио говорят по-корейски и по-немецки. Другие языки не в ходу.
— И даже общий? — удивился на том самом «общем языке» Хань.
— И даже общий, — невозмутимо подтвердил Чонин.
— Погоди, это что же... выходит, я ни с кем и поговорить не смогу? Только с тобой?
— А ты с кем-то разговаривать собрался? Не волнуйся, на трассе во время тренировок наболтаешься. И через неделю приедет Бэкхён — он любит поговорить. К тому же, некоторые общие слова все знают, так что без кофе не останешься.
— Я и не волновался, просто ты... не слишком разговорчивый. И, помнится, после открывающей гонки ты сказал... сказал... — Хань умолк. Вспоминать о словах Чонина в тот день ему не хотелось, пусть Чонин и был сто раз прав, назвав победу Ханя украденной.
— Победа есть победа, забудь. И мне было просто интересно, насколько эта победа устраивала тебя. Если от украденной победы тебе невесело, и её вкус горький, то...
— То что?
— То ты правильный гонщик, — скупо усмехнулся Чонин.
— Может, я и правильный гонщик, но это не помогает мне понять Чунмёна. Зачем он это сделал?
— Понятия не имею. Ему почему-то важно, чтобы золото получал именно ты, а не кто-то другой. Но причину я не знаю. Никто не знает, кроме самого Чунмёна. Только это не значит, что тебе стоит на него рассчитывать. Рано или поздно все припрятанные у него в рукаве козыри закончатся. В Формуле иногда можно жульничать, но так не может продолжаться вечно.
— Я и не рассчитываю, — обиженно высказался Хань. — Мне интересно гонять самому и видеть честный результат, чтобы знать, что я могу, а что пока не по силам.
— Надеюсь, это не изменится, — тихо отозвался Чонин и потянулся вверх, чтобы сделать колпак кабины прозрачным. Хань невольно отметил это — в который раз. Когда он видел, как Чонин управлял болидами или иным транспортом, всякий раз отмечал, что Чонин всегда опирается на показания датчиков и почти никогда не смотрит сквозь прозрачную преграду кабины. Это казалось немного странным. Обычно гонщики в большинстве своём поступали наоборот и чаще полагались на собственное зрение, чем на показания приборов и датчиков. Эта странность Чонина наверняка Ханя не касалась, но он всегда машинально отмечал её и пытался представить, как бы он гнал по трассе в таком стиле... Это же всё равно, что посадить в болид слепого.
— Мне казалось, что раз у тебя большой опыт, то ты в курсе поведения Чунмёна.
— Не путай тёплое с мягким. Я гонщик, а не устроитель и не владелец команды. Разные сферы. Если бы я занимался тем же, чем Чунмён, то не гонял бы по трассе, а сидел в удобном зале наблюдения и лихо командовал бы.
— А Ифань?
— И что Ифань? Он в этом шарит лучше, да и гонять ему больше нельзя. Хотя, по-моему, гонять ему можно. Зрение — это не самая нужная штука для гонщика. По приборам тоже можно гонять.
— Плохо себе это представляю.
Чонин начал поворачивать голову к нему, но почти сразу передумал, лишь глухо бросил:
— Пристегнись, входим в атмосферу.
В верхние атмосферные слои Скорпио они вошли ровно и спокойно. Чонин в самом деле был превосходным пилотом как в космосе, так и в небе планеты. Он отлично чуял движения воздушных потоков. Никогда прежде Хань так ровно не входил в атмосферу и так плавно не садился.
Космопорт на окраине столицы Скорпио казался тихим и пустынным. Они похватали багаж, пробежались по приземистому ангару и остановились у длинной штуки, похожей на узкую лодку, словно из старых фильмов про земных индейцев. Как их там называли? Пироги?
— Это трассер, — коротко объяснил Чонин и что-то сделал. Что-то такое, из-за чего верхняя часть трассера сдвинулась, открыв три сиденья, расположенных одно за другим. — Вещи сюда кидаем...
Они побросали сумки на третье сиденье и в зазор за ним, после чего Чонин велел Ханю сесть в центре, а сам полез вперёд. Потом верхняя панель вернулась на место. Изнутри она оказалась прозрачной.
— Похоже на болид, — невольно отметил Хань, на всякий случай пристегнувшись к сиденью ремнём.
— Ты близок к истине. Трассер летает. В атмосфере. Обычно на трассерах летают низко над водой или землёй, но можно и в небе. Трассеры используют в Империи вместо автомобилей, которые на колёсах.
Ход у трассера оказался куда более плавным, чем у тех машин, к которым привык Хань. А лететь над морской гладью было... Подобного чувства Хань не испытывал никогда в жизни. Восторженно пялился на блестящую поверхность под трассером, на волны, на дельфинов и улыбался. Поначалу всё внутри сжималось от страха — в самом начале полёта на трассере, но потом внутри оставалась лишь необъяснимая лёгкость, переходившая в ненавязчивое чувство удовольствия.
Хань пообещал сам себе, что когда обзаведётся собственным домом и семьёй, то непременно постарается добыть себе трассер. Даже если он после тридцати лет не сможет больше гонять по трассе на болиде, то будет гонять в атмосфере на трассере. Потому что это не хуже, чем в космосе на болиде.
— Пионовый Закат, — тихо произнёс вдруг Чонин и заложил крутой вираж.
Хань раскрыл рот уже не из-за полёта, а из-за открывшегося перед ним вида. Слева от трассера над обрывистым берегом парил самый настоящий замок. Со шпилями, крепостной стеной, флагами и прочими атрибутами. Только цепного дракона не хватало. Прямо как в фильме про земное Средневековье. Разве что замок построили из местного материала, и он казался необычно светлым, тёплого бежевого оттенка.
— И это... твой дом? — потрясённо выдохнул Хань.
— Вроде того. Вблизи он симпатичнее. Вокруг сады есть и парки. Сейчас как раз цветут мирвы. Они немного похожи на вишнёвые деревья. Тоже бело-розовые лепестки у цветов. Ну и пионы, конечно. Пионов много. Бордовые в основном. Привыкнешь. Лепестки всюду, даже в доме. Ветром задувает.
Мирвы показались Ханю самыми натуральными вишнёвыми деревьями, а пионы на Скорпио явно были мутантами — таких крупных и пахучих пионов Хань в жизни не встречал. Пока они шли к главному входу от ангара, он чуть не поплыл от густого цветочного аромата. Запахи пионов и вишни смешивались и превращались в нечто непередаваемое, сладкое и волшебное. И если снаружи дом Чонина напоминал средневековый замок, то внутри он больше походил на дворец. Не роскошью, а высокими и светлыми комнатами, строгостью линий и едва уловимой торжественностью.
На входе их встретил дворецкий в простом, но элегантном тёмном костюме. Он поклонился Чонину с почтением, а Ханю — просто с вежливостью. Чонин пару минут говорил с ним по-корейски, потом повернулся к Ханю.
— Для тебя приготовили комнату в западном крыле. Я живу в восточном. Обычно я ужинаю у себя, но можно и в общем зале. Тебе как удобнее?
— Точно не в общем зале, — тут же замотал головой Хань, представив себе огромный стол и кучу блюд. И кучу столовых приборов, которыми следовало пользоваться умело и уместно, а он в таких тонкостях разбирался слабо. Позориться перед Чонином не особенно и хотелось. Чонин ведь наверняка знал этикет от и до, его положение обязывало.
— Хорошо, тебе принесут ужин в комнату, — кивнул Чонин и отдал распоряжения по этому поводу по-корейски. — Насчёт багажа не волнуйся, его тоже скоро принесут. Пока ступай за Соном, он отведёт тебя. Гулять можешь всюду. У меня тут есть библиотека и игровые залы, ну и купальня в том числе, если ты плавать любишь.
Чонин сунул руки в карманы брюк и двинулся в восточном направлении, к себе, наверное, а Хань послушно потопал следом за дворецким. Дворецкий привёл его в уютную комнату на первом этаже, показал удобную кровать, шкаф для одежды, проводил в ванную комнату и уборную, а потом принесли сумки Ханя, вазу с пионами, а через час и поднос с ужином.
Хань перекусил, освежился под душем, повалялся на кровати, побродил по саду, потом поискал библиотеку. Даже нашёл, но торчать там не стал — испугался готического шрифта на корешках книг. Поколебавшись немного, он с опаской побрёл по коридору к восточному крылу. По пути пару раз притормаживал у рыцарских доспехов и долго их разглядывал. Они казались настоящими, но потрогать их Хань не рискнул.
Оказавшись в восточном крыле, Хань озадаченно остановился и попытался сообразить, за которой из множества дверей могла быть комната Чонина. Шагнул к первой — закрыто, ко второй — та же ерунда, третья поддалась, но за ней Хань обнаружил маленькую копию библиотеки. Таким образом он добрался до конца коридора, подумал, что Чонин мог жить и этажом выше, а то и парой этажей, а вовсе не на первом, и ввалился в одну из двух оставшихся дверей. Моргнул, уставившись на огромную кровать на толстых коротеньких ножках. На полу раскинулся пушистый ковёр, похожий на медвежью шкуру. Напротив Ханя красовалась прозрачная дверь из хромпластика, ведущая в сад. И она была приоткрыта. Лёгкий ветерок игрался белыми лепестками, сорванными с цветущих деревьев, и крупными бордовыми — от пионов. Лепестки танцевали над полом и оседали на густом ворсе ковра. В стороне от прозрачной двери притулился столик, загруженный книгами и чертежами. Рядом стоял ещё один стол с большим монитором, на котором тоже красовались чертежи. Хань без особого труда опознал каркас болида. Невольно он прикрыл дверь, скинул ботинки — ходить в ботинках по пушистому ковру казалось Ханю преступлением — и осторожно подобрался поближе к столу с монитором, чтобы рассмотреть чертежи получше.
И Хань подскочил на месте, потому что кто-то распахнул ту самую дверь, через которую он зашёл в комнату. Хань обернулся на звук и потрясённо уставился на Чонина. Чонин был скромно «одет» в белое полотенце, обёрнутое вокруг узких бёдер. Сочетание белого цвета и смуглой кожи было, на взгляд Ханя, незаконным и аморальным. А ещё мокрые волосы Чонина липли к вискам, ко лбу и к шее. С кончиков тёмных прядей срывались прозрачные капли, падали на смуглую кожу и бесстыже блестели.
Хань непроизвольно сглотнул и впервые подумал, что Чонин неправдоподобно красивый. Чересчур худой, да и черты лица у него слишком уж резкие и хищные, но всё равно... неправдоподобно красивый. Почему-то. И, наверное, У Шунь — полный идиот, если позволил себе отпустить такого альфу. Хань на месте У Шуня никогда не сделал бы подобной глупости. В мечтах и гипотетически, потому что Хань не был ни омегой, ни истинной парой Чонина, так что ничего ему не светило. Только интрижка. Быть может. Да и то — не факт.
— Я искал тебя, — смущённо пробубнил он и попытался отлепить взгляд от Чонина.
А хрен там был...
Глава 12-2
Конец света — это когда больше нет надежды. Просто нет.
Глава 12 — 2
Чонин слегка пожал плечами, прошёл мимо Ханя к двери, ведущей в сад, и прикрыл её. Хань после уставился на босые ступни Чонина, утопавшие в длинном ворсе ковра. Пялился до тех пор, пока не осознал, что Чонин уже стоит напротив него.
Хань с трудом сглотнул, бессильно отметил, что собственное тело снова отреагировало на близость альфы, хотя никто об этом не просил, затем медленно поднял голову, чтобы посмотреть Чонину в лицо. В тёмных глазах цвета кофе застыл немой вопрос.
Ну конечно... Хань ведь сказал, что разыскивал Чонина, но не сказал, зачем. Срочно требовалось придумать достойный повод, но этот повод, скотина такая, упорно не придумывался. В голову вообще никакие мысли не лезли, кроме одной. Что у Чонина полные губы изумительно красивого рисунка. Такими только и делать, что целовать или улыбаться. Использовать их для иных целей просто грешно. Но сейчас Чонин Ханю не улыбался. И не целовал.
Впрочем... какого чёрта? Чонину можно, а Ханю нельзя, что ли? Вот ещё!
Хань, поражаясь собственной смелости, тронул пальцами край белого полотенца. Мягкая ткань послушно соскользнула с узких бёдер. Хань сжал концы полотенца и накинул его на шею Чонину, плавно потянул к себе, заставляя немного наклонить голову. Ровно настолько, чтобы их губы соприкоснулись.
Поцелуй начал Хань, а продолжил Чонин, перехвативший инициативу. Хань плотнее обхватил губами проворный язык, посасывая его и легонько касаясь кончиком языка собственного, поддразнивая и намекая, что хочет большего. Выпустив полотенце из рук, обнял Чонина и слабо застонал, ощутив прикосновение левой ладони Чонина к пояснице, а правой — к шее. Чонин медленно сдвинул правую ладонь выше, запустил пальцы в волосы Ханя, чуть сжал, притягивая к себе ещё ближе — так близко, насколько это вообще было возможно, и превращая без того глубокий поцелуй в нечто запретное и непристойное. Его быстрый язык двигался уверенно и настойчиво, откровенно. Так откровенно, что это уже само по себе походило на полноценный секс.
Хань прикрыл глаза и откинул голову назад, подставляя шею под горячие ласки. Пылкие прикосновения, жар и влага, осторожность и жадность... Чонина, похоже, совершенно не беспокоило, что на светлой коже Ханя останутся выразительные следы, и что это непременно заметят другие, и что догадаются, как именно эти следы появились и в результате чего.
— Ифань тебя прикончит... — с трудом выдохнул Хань, запутавшись пальцами во влажных волосах Чонина, но вопреки собственным словам сильнее откинул голову назад, чтобы Чонину удобнее было оставлять свои метки на изящной шее.
— Пусть попробует, — пробормотал Чонин и продолжил делать своё "чёрное дело", правда, на пару секунд прервался, чтобы добавить: — И ты сам хочешь этого, я тебя не заставлял.
— Первый раз не считается? — хмыкнул Хань, но тут же вновь тихо застонал, потому что Чонин куснул его за нежную мочку, а после лизнул кожу под ухом.
— Почему же? Считается. Но тогда ты тоже этого хотел.
— Зараза, — подумав, подытожил Хань и прикинул, как бы ему половчее избавиться от жутко неудобной в этот конкретный миг одежды. Прикидывал недолго, поскольку Чонин толкнул его в грудь ладонью, заставив рухнуть на спину. Испугаться Хань просто не успел, плюхнувшись спиной на кровать. Чонин быстро втолкнул колено между его ног, поймал запястья и прижал руки к жёсткому матрасу, облитому шёлком простыней. Натиск полных и упругих губ погубил на корню все ростки сопротивления и возмущения. И когда Чонин перестал удерживать Ханя за руки, тот сам ухватился за смуглую шею, лишь бы не позволить разорвать поцелуй.
Чонин резким рывком задрал футболку Ханя, провёл ладонью по груди, чтобы в следующий миг потереть пальцами ноющий от возбуждения сосок. Хань задохнулся и от неожиданности, и от удовольствия. Чонин потёрся носом о его шею и хриплым шёпотом признался:
— Впервые вижу такого чувственного бету...
Хань честно хотел осадить Чонина парой резких слов, потому что всегда стеснялся собственной чувственности, но...
Но забыл об этом и громко застонал — смуглые пальцы крепко сжали сосок, плавно потянули так, что удовольствие сплелось с приятной болью и стало намного острее, существеннее — до слёз в уголках глаз. Чонин склонился к груди Ханя и провёл по ноющему соску языком, приласкал и успокоил нежными касаниями, унял боль и оставил лишь наслаждение — чистое и незамутнённое. И спустя один удар сердца Хань снова хотел боли и остроты, жёстких прикосновений твёрдыми пальцами, чтобы потом снова вот так — языком и тёплой влагой до тихого блаженства...
Чонин нетерпеливо задрал футболку выше, потёрся кончиком носа о вызывающе набухшую от несдержанных ласк вершинку соска, а затем сжал её зубами, прикусил до новой боли, прокатившейся по всему телу Ханя приятной волной, подстегнувшей его чувственность. Даже пальцы на ногах свело от пережитого только что удовольствия. Горячая ладонь прошлась по животу, накрыла ямочку в центре, чтобы после в неё мягко толкнулся кончик мизинца. Незамысловатое действие, но оно заставило Ханя выгнуться, чтобы прижаться к Чонину и сполна ощутить жар гибкого тела.
Чонин оторвался от его груди, неохотно выпустив сосок изо рта, приподнялся и завозился с пуговицей и молнией, сдёрнул брюки к чёрту вместе с бельём и откинул в сторону, потом уселся на пятки и слабо улыбнулся уголками губ. Хань, жадно глядя на Чонина из-под полуопущенных ресниц, медленно развёл ноги.
Если раньше это его смущало — перед другими, то теперь — перед Чонином — он сам хотел быть полностью открытым, хотел, чтобы Чонин смотрел на него, чтобы видел, насколько сильно он хочет и что он полностью готов. Его тело реагировало на альфу само по себе, пробуждая в Хане обычно спящую сущность омеги. С другими альфами Ханю приходилось использовать искусственную смазку, а с Чонином — нет. Ещё в прошлый раз, в отеле, его тело выделяло собственную смазку в нужном количестве, да и внутренние мышцы вели себя правильно. Так было и сейчас.
Чонин смотрел на него, как Хань и хотел. Скользил взглядом по животу, набухшему члену, меж широко разведённых ног — к раскрывшемуся входу. Розовым кончиком языка по полным губам, огоньками желания в тёмных глазах, учащённым дыханием и капельками пота на висках и над верхней губой — всем этим Чонин будил в Хане уверенность в себе и в собственной привлекательности для альфы, для своего кумира на гоночной трассе, для "живой легенды". Он — "непроизводящий" — был желанным вопреки всему. И Хань просто от осознания этого готов был кончить прямо здесь и сейчас.
И ещё от вида обнажённого Чонина.
Умирая от восторга, он непрестанно, без устали, любовался узкими бёдрами, маленькими тёмными сосками на груди, широкими плечами, будто облитыми матово блестящей смуглой кожей, чёткими линиями ключиц, аккуратной ямочкой меж ними и сильной шеей, где длинные и гибкие мышцы были очерчены с непередаваемой красотой и завораживающей правильностью. После Хань терялся в резких чертах лица Чонина и не знал, на что именно ему больше всего хочется смотреть: на дерзкий подбородок или полные губы, на нос с хищной горбинкой или пушистые ресницы, на твёрдо вылепленные скулы или безупречную линию от подбородка до уха?
Хань с трудом сделал глубокий вдох и протянул Чонину руку. Просто чтобы коснуться хотя бы кончиками пальцев, вновь ощутить жар смуглого тела. Чонин словно бы и не заметил его руку, тронул ладонью низ живота, едва ощутимо провёл по члену и сразу же обвёл края входа указательным пальцем. Хань непроизвольно дёрнулся и прикрыл глаза. Его дыхание стало хриплым и ещё более частым, чем до этого. Он почти задыхался от желания близости. И такого с ним никогда прежде уж точно не случалось. Никогда и никого он не хотел настолько сильно и одержимо.
Он поймал Чонина за запястье и почти что отшвырнул горячую руку в сторону, подавился стоном и едва удержался от того, чтобы свести ноги.
— Прости... — громким шёпотом и с усилием выдыхал слова, — не могу так... слишком... слишком...
Хань умолк, потому что Чонин крепко сжал его бёдра и резко притянул к себе, заставив вскрикнуть одновременно и от неожиданности, и от обжигающего прикосновения напряжённого члена, легко проскользнувшего меж ягодиц, растянувшего вход и заполнившего Ханя. Чонин убрал левую руку с его бедра, ухватился за предплечье почти грубо, дёрнул к себе так, что Хань вскинулся с кровати и через миг сидел у Чонина на коленях, бросив ладони на широкие плечи. Хань задыхался, ощущая в себе твёрдый ствол, инстинктивно сжимал ногами узкие бёдра крепче и неотрывно смотрел Чонину в глаза.
— А теперь? — хрипло спросил Чонин. — Тоже слишком?
Хань перевёл взгляд на его губы, облизнул собственные, слабо кивнул и едва слышно попросил:
— Поцелуй меня...
Чонин поцеловал. И не один раз. Утонувший в желанных поцелуях Хань сам приподнялся, скользя по члену Чонина вверх, чтобы потом медленно опуститься вниз и прижаться ягодицами к жёстким мышцам, вновь приподняться и опуститься резче, и снова, и ещё, пока это не стало напоминать быстрый и грешный танец. Но это было так сладко и непривычно — самому выбирать собственный ритм при сексе с альфой. И ещё слаще потому, что Чонин ему это позволял и не пытался помешать, лишь послушно продолжал целовать и поддерживал, помогая двигаться и быстро насаживаться на крепкий член.
Хань разочарованно застонал, когда ноги задрожали от слабости и немного онемели от нагрузки. Ему было мало.
Чонин увлёк его на простыни, прижал собой и вновь задрал сползшую за это время футболку вверх. Жадно целовал и покусывал кожу на груди и животе, тревожил соски частым дыханием, губами и пальцами, касался то нежно, то грубо, сводя с ума игрой на контрастах. Потом Чонин перекатился на кровати, не выпустив Ханя из объятий. Хань ловко оседлал его, потёрся животом, приподнялся, уперевшись руками в матрас, окинул голодным взглядом и принялся осыпать шею и грудь поцелуями, собирать капельки пота со смуглой кожи языком. Потом они снова перекатились по кровати, пока не рухнули на пушистый ковёр.
Хань провёл пальцами по тёмным волосам Чонина и улыбнулся, когда в спутанных прядях вдруг обнаружился бело-розовый лепесток цветка вишни. Выглядело здорово. Правда, полюбоваться на это долго не вышло — пришлось громко стонать после нового переката уже по ковру, потому что закончилось это тем, что Чонин вновь заполнил его собой и принялся целеустремлённо вбивать в пол, толкаясь в его тело быстро и несдержанно. Хань не смыкал веки и смотрел Чонину в лицо. Он мечтал о поцелуях, но Чонин явно желал слушать его отрывистые громкие стоны, потому и не тянулся к губам. И в тёмных глазах Чонина Хань читал откровенное и неприкрытое желание, а это компенсировало поцелуи с лихвой.
Когда из-за быстрых и сильных толчков чувства Ханя окончательно смешались в яркий и сладкий призрачный ком в центре живота, даря непривычную и сводящую с ума лёгкость, он неожиданно упёрся ладонями Чонину в грудь. Заставил замереть.
Вокруг плыл густой аромат — коктейль из запахов цветов и их тел, а тишину нарушало сдвоенное тяжёлое и неровное дыхание.
— Погоди немного... — с трудом прошептал Хань, пристально глядя Чонину в лицо. Кончиками пальцев тронул влажные пряди на висках, скулы, коснулся горбинки на носу, повторил очертания губ.
"Только не влюбляйся, Хань. Не смей. Не будь таким идиотом, потому что это самая глупая вещь на свете — влюбиться в альфу с разбитой истинной парой, в альфу, помешанного на болидах и гонках, в альфу из Империи Антарес. Потому что Империя Антарес — это как другой мир. Не будь таким придурком, Хань. Не смей влюбляться в него. Красивых людей вокруг полно, а жизнь у тебя всего одна. Я не могу. Просто не могу. И не должен. Как бы это ни было хорошо и прекрасно, он не для меня..."
Чонин поймал его пальцы, без конца касавшиеся полных губ, мягко поцеловал один палец, другой... И это было нечестно. Потому что просто нечестно. Руки Ханю ещё никто и никогда не целовал, а руки гонщика всегда чересчур чувствительные.
— Что?.. Что-то не так? — шепнул ему на ухо Чонин и прижался губами уже к коже под ухом, согревая и обволакивая томной лаской.
— Нет. Просто возьми меня, — слабым голосом попросил Хань и обхватил руками Чонина за шею, притягивая к себе и умоляя о продолжении. Он честно не собирался влюбляться, хотел лишь остановиться на классном сексе. И только.
Наверное.
Уснуть после всего он так и не смог. Сначала просто лежал на боку, оперевшись на локоть, и рассматривал лицо спящего Чонина. Во сне тот казался непривычно спокойным и открытым. Резкие черты обретали намёк на плавность, а в уголках губ будто таился намёк на улыбку. И ещё Чонин во сне выглядел самым обычным и простым, совсем не таким, как на трассе и в другое время. Хань даже решился погладить его по голове, отводя со лба чёлку и кончиком пальца повторяя рисунок бровей.
Чуть позднее Хань завернулся в тонкое одеяло и принялся бродить по комнате, пока не нашёл среди завалов книг и чертежей на столе голоснимок в простой светлой рамке из дерева. На снимке ярко улыбался Чонин и обнимал другого парня, прижимавшегося спиной к его груди.
У Шунь. Скорее всего.
Хань невольно протянул руку и взял снимок, поднёс ближе к глазам, придирчиво разглядывая омегу Чонина. Тот был не просто красивым, а ошеломляюще прекрасным. Хань никогда не интересовался семьёй Ифаня и не видел его брата, а зря. Ифань, конечно же, считался красивым альфой, но его брат поражал воображение. Изысканные и правильные черты, выразительные голубые глаза, очень светлая кожа и седые волосы. Седые полностью. Красивого серебристого оттенка. И У Шунь потрясающе смотрелся рядом с Чонином. Хань никогда не видел настолько контрастной и красивой пары.
От осознания этого и от вида голоснимка в груди больно защемило. Если у Ханя и были призрачные мечты, то теперь они почили окончательно и бесповоротно. При всей своей привлекательности Хань не мог похвастать теми же очарованием и безупречностью, что отличали У Шуня. Даже не верилось, что Чонин захотел оказаться с Ханем в одной постели, если раньше делил её с таким совершенным омегой. А ведь Хань даже не омега, а всего лишь бета, который ничего не мог предложить Чонину.
Вообще ничего. Совсем. Полный ноль.
Хань с трудом сглотнул и осторожно поставил голоснимок на место, обернулся и с горьким сожалением полюбовался на спящего Чонина.
Когда разбиваются мечты, это всегда больно. Хуже того, это похоже на катастрофу. Катастрофу всего для одного конкретного человека. Но катастрофа от этого не становилась менее значимой, пусть даже Хань твердил себе как заклинание неустанно: "Не смей влюбляться в него. Не смей! Не будь идиотом, Хань — он не для тебя".
Хань понуро оделся и бесшумно выбрался в коридор, отыскал дорогу обратно и заперся в своей комнате. Долго лежал на кровати, глядя в потолок, а потом принял окончательное решение — больше никогда. Хватит.
Лучше, чем было, для него уже невозможно. Без вариантов.
Просто потому, что невозможно.
Просто потому, что он Хань и бета, а не У Шунь и не омега.
Глава 13
— Направо полетишь — жизнь потеряешь, налево полетишь — корабль потеряешь, а прямо полетишь...
— А прямым курсом герой не летает. Настоящий герой всегда к Солнечной системе через Туманность Андромеды. Из любой точки на карте Вселенной.
Из неопубликованного, фольклор ралли-космогонщиков
Глава 13
Чанёль жил одними тренировками на трассе после отбытия команды Трансформер в Антарес. Другие команды не могли рассчитывать на привилегии в Империи, потому ждали официального открытия Саргас. Это Бэкхён полетел в Империю по блату — из-за Чонина, который там то ли принц какой-то, то ли герцог, то ли что-то похуже.
Чанёль добирался до тренировочной трассы, лез в болид и гонял до изнеможения, не реагируя на шуточки окружающих. Даже шутка про ночную рубашку Бэкхёна потеряла привычную остроту — без Бэкхёна. После тренировки Чанёль приползал домой, шёл в душ и падал на кровать, чтобы уснуть, потом проснуться и снова — на тренировку. И так день за днём, уныло и бесцветно.
Он не ревновал. Больше — нет. Потому что хорошо знал и Бэкхёна, и Чонина. И он не сомневался, что эти двое даже до поцелуев не докатятся, только легче от этого не становилось. Если Бэкхён решил уйти, то именно решил уйти. Бэкхён много чего говорил и делал, но, приняв решение, уже не менял его. Чанёль даже стал лучше его понимать за время разлуки. Понимал, что Бэкхён в чём-то прав, что думать о ребёнке в тридцать — поздновато и опасно, но ещё хуже — вовсе не думать.
Чанёль отдавал себе отчёт в том, что при нынешнем образе их жизни ни о какой полноценной семье и речи быть не может: постоянные разъезды, стресс, лишние волнения для Бэкхёна, ведь Бэкхён всегда волновался во время гонок и боялся, что с Чанёлем что-то может случиться. Несчастные случаи — это закономерность, довольно вспомнить того же Чонина. А ведь помимо конструкторских ошибок существовали опасные ворота трассы и просто сложные секции, где мало полагаться только на собственное мастерство, надо ещё и чужое мастерство учитывать. И дурость чужую — в том числе. Даже от банального столкновения болидов никто не застрахован — на открывающей гонке этого сезона в Чанёля едва не врезался Тао, а сам он — едва не впилился в болид Чонина. Уже невесело. Ну а если Бэкхён будет в положении, то подобные волнения плохо скажутся не только на ребёнке, но и на самом Бэкхёне, потому что залететь в тридцать... Такого омегу в положении надо на руках носить, как древнюю вазу из драгоценного китайского фарфора. Чтоб даже пылинка на него не опустилась, а то мало ли...
Чанёль специально перечитал гору литературы на эту тему, чтобы морально подготовиться. К чему-нибудь. Если вдруг случится чудо, и Бэкхён решит вернуться.
Он успел поспать пару часов после очередной тренировки, когда его разбудил вызов по удалённой связи из Лира. Машинально он на вызов ответил, так и не разлепив глаза.
— Слушаю...
— Пак Бэкхён?
— Нет, Пак Чанёль. Что вам угодно? И кто вы вообще? — Чанёль протёр глаза и моргнул.
— Здравствуйте. Я представляю Лиранскую Медицинскую Лабораторию. Можно поговорить с Пак Бэкхёном?
— Сожалею, но сейчас Бэкхён в Империи Антарес.
— А вы...
— Его супруг. — Чанёль хотел добавить «почти уже бывший», но не успел.
— В таком случае, я оставлю сообщение для Пак Бэкхёна у вас. Он проходил у нас обследование, однако из-за переезда архива результаты обследования перепутали, и Пак Бэкхёну сообщили неверное заключение.
— А что такое с его результатами? — Чанёль подорвался на кровати, мигом растеряв остатки сна.
— Видите ли, Пак Бэкхён проходил обследование, чтобы выяснить общее состояние и, вероятно, для того, чтобы узнать, как будет протекать в его случае возможная беременность. Если судить по его результатам, то ему следует родить ребёнка в течение года, если упустить момент, то позднее это уже будет невозможно. Репродуктивная система не...
— Погодите, — взмолился Чанёль, честно пытаясь соображать. — С ним всё в порядке?
— С самим Пак Бэкхёном всё в порядке, просто дело в циклах организма. Как я понимаю, ему тридцать полных лет, ни одной беременности до этого у него не было, поэтому репродуктивная система через год уже вряд ли...
— Стойте, — снова притормозил собеседника Чанёль и устало провёл ладонью по лицу.
— Понимаю. Мы выслали результат обследования по месту жительства Пак Бэкхёна. Вы можете забрать заключение в Центральной Лаборатории Гелиополя в любое время. Там всё подробно изложено, да и местные специалисты разъяснят вам все сложные моменты, если пожелаете.
— Да, спасибо. — Чанёль отключил связь и упал на кровать, честно пытаясь вникнуть в то, что ему только что сказали. Через миг он слетел с кровати, проверил время, запрыгнул в брюки и, на ходу натягивая футболку, промчался вниз по лестнице в гараж. За четверть часа он стрелой пронёсся по городу, притормозил на стоянке Центральной Лаборатории и вломился в пустой холл. Ему объяснили, куда идти, и он спустя пять минут сидел в светлом коридоре и ждал своей очереди.
Перед ним ближе к нужной двери расположилась взволнованная пара. Чанёль наблюдал за ними с интересом и отмечал, как бережно альфа касался пальцев бледного спутника. Тот держал в другой руке медицинскую карту с полосатой отметкой. Красные полоски альфы и синие — омеги, стало быть, бета.
Пары «альфа-бета» не были экзотикой, но вот в таком месте увидеть их удавалось редко. Судя по всему, бета был в положении, что случалось не так уж и часто. Молоденький бета держался неплохо, хотя всё равно казался напуганным, а альфа его мягко успокаивал и поддерживал. Основания для страха у этой парочки имелись: Чанёль слышал, что трудности возникали не только при поздних беременностях у омег, но и у бет — в любом возрасте, поскольку беты считались промежуточным видом между альфами и омегами, однако не обладали ни полным набором всех признаков альф, ни полным набором всех признаков омег — всегда чего-то не хватало.
Ещё со времён школы и академии Чанёль помнил из базового курса биологии, что существование бет являлось природным регулятором численности населения, но никогда не понимал, почему в таком случае беты могли иметь детей. Редко, далеко не всегда, но могли. Когда-то он даже донимал вопросами преподавателей. Один из них ответил Чанёлю лет десять тому назад, что омеге легко родить до двадцати семи, но вот после — до тридцати трёх — уже сложнее, после тридцати трёх — никак. Поэтому способность бет компенсировала этот короткий срок, а ограниченность этой самой способности бет уравновешивала всю картину в целом. Потому что в парах бета-омега и альфа-бета должна проявляться нужная реакция беты. Если их партнёры не в силах изменить природный баланс, то толку не будет.
Природный баланс беты в том и заключался, что в обычном состоянии бета обладал свойствами и альфы, и омеги, но был гораздо спокойнее и уравновешеннее, без острых реакций на присутствующих рядом людей вне зависимости от их вида. И если в паре бета-омега у беты не выделялся альфа-секрет, а в паре альфа-бета — естественная смазка, то такая пара оставалась бесплодной. А вот в обратном случае шанс зачать ребёнка был. Небольшой, но был.
Похоже, та пара у двери относилась к счастливцам, где всё сложилось удачно.
Чанёль украдкой покосился на бету и попытался понять, на каком тот сроке. Толком ничего не вышло, поскольку бета выглядел нормально. Наверное, ранний срок тогда, раз ничего не видно.
Стоило подумать о Бэкхёне в этом плане, и Чанёлю ощутимо поплохело. Почти до панического ужаса. Потому что он не представлял себе этого, не знал, что ему в таком случае делать, и как это вообще будет выглядеть — Бэкхён с их ребёнком внутри. Захотелось шлёпнуться в обморок на пару лет, чтобы это как-то прошло мимо совершенно безболезненно и спокойно. Очнулся — и тут уже Бэкхён с ребёнком на руках. Красота же... Правда, если теперь у Бэкхёна будут сложности, то шлёпаться в обморок и оставлять его одного — это больше на свинство и эгоизм смахивает. А именно в эгоизме Бэкхён Чанёля и обвинял.
— Вот чёрт... — озадаченно протянул Чанёль, так и не сумевший найти выход из положения. Он отчаянно завидовал ожидающей в коридоре парочке. Альфе — особенно. Тот казался таким спокойным и уверенным, так надёжно поддерживал бету и ободрял, хотя был моложе Чанёля на добрых пять лет. Если он и боялся, как Чанёль, то ничем и никак это не выдавал и обращался со своим бетой нежно и бережно, будто тот самый лучший омега на свете, а вовсе не из тех, кого порой пренебрежительно называли «непроизводящими».
Спустя час Чанёль сидел перед специалистом-бетой в удобном кресле. С чашечкой кофе в руках, потому что кофе был ему необходим, хотя он не отказался бы и от чего покрепче.
— Вот результаты обследования вашего супруга. — Доктор внимательно посмотрел на Чанёля поверх тонких очков и аккуратно придвинул к краю стола толстую стопку бумаг, на которую Чанёль уставился с такой тоской, что доктор решил над ним сжалиться. — Если вы не подумаете об увеличении вашей семьи в течение этого года, то потом вам уже ничего не понадобится из средств защиты, поскольку ваш супруг потеряет возможность зачать ребёнка. Если чем-то долго не пользоваться, то это что-то перестаёт быть нужным. Это так же верно в отношении репродуктивной системы омеги.
— Это на пальцах? — слабым голосом уточнил Чанёль.
— Именно на пальцах, чтобы было проще понять. Тут нет ничьей вины, кроме, собственно, вашей и вашего омеги. Вы сами тянули с этим так долго. В большинстве семей всегда появляется хотя бы один ребёнок до того, как родителям стукнет тридцать. Это увеличивает вероятность зачатия второго до тридцати пяти. Таким образом, срок работы репродуктивной системы увеличивается. У вашего супруга не было ни одной беременности, а ему уже тридцать. Причём он у вас омега с прекрасным здоровьем, что даже удивительно. Как правило, с этим делом тянут только те пары, где есть какие-либо сложности со здоровьем омеги. В вашем же случае... это несколько странно. Вы вполне могли обзавестись ребёнком и раньше.
Ну и что тут скажешь? Вряд ли имело смысл объяснять доктору, что Чанёль гонял на трассе, постоянно мотался между системами и проводил в космосе куда больше времени, чем на планетах, как полагалось нормальным людям. Бэкхён, кстати, грешил тем же, поскольку комментировал гонки и должен был при этом присутствовать. Хотя они никогда не говорили с Бэкхёном о том, чем Бэкхён хотел бы ещё заниматься — помимо комментаторской деятельности.
Бэкхён закончил Академию Связи на Марсе, так что Чанёль предполагал, что он мог бы стать диспетчером или заняться журналистикой. Наверное.
— Вам всё понятно? — уточнил тем временем доктор. — Здесь в бумагах всё рассказано в деталях. Понимаю, что обилие медицинских терминов может вас смутить, но суть я вам уже объяснил.
— Да, конечно. — Чанёль сгрёб бумаги со стола, попрощался и выполз в коридор на ватных ногах.
Чего уж тут сложного-то, в самом деле? Просто Чонин оказался прав на все сто: либо Бэкхён, либо гонки. Других вариантов нет. Просто — нет. Бэкхён хотел полноценную семью, всегда хотел. И, наверное, он смог бы простить Чанёлю разбитые надежды на детей, но точно не сейчас.
И что же делать? Чанёль не представлял. Он всегда мечтал о чемпионском титуле, но если он продолжит в том же духе, то Бэкхёна вернёт далеко не скоро. И детей у них уже не будет. Хотя бы собственных.
В холле Чанёль нарвался на До Кёнсу. Они буквально столкнулись нос к носу, потому что один глупо листал бумаги, а второй пытался запихнуть в карман полосатую карту.
— О, привет. А ты что тут делаешь?
— Да так... — Чанёль уставился на полосатую карту беты, которую Кёнсу вновь попытался затолкать в карман. — Ты сам-то что тут забыл?
— Мне положено раз в месяц проходить обследование. — Кёнсу повертел в руках карту и хмыкнул. — Я же бета, а не альфа, как видишь. Мало того, что со скрипом взяли в команду, так ещё и эти дурацкие обследования...
— Но для чего?
— Комиссия требует представлять отчёты, что мои показатели в норме. Альфа-показатели. И что я не залетел, а то мало ли.
— О-о-о, — только и смог протянуть Чанёль, припомнив, о чём он сам думал недавно во время ожидания.
— Ну вот. Мало того, что вечно обзывают «непроизводящим», так ещё и требуют доказательства этого. Идиотизм, не находишь? А ты? В поиске нового омеги помоложе и побойчее?
— Что, прости? — опешил Чанёль от такого вопроса.
— Ну... Бэкхён уже выходит в запас, да? Ему же тридцатник, значит, он уже тоже плавно откочёвывает к «непроизводящим», а тебе зачем держать рядом бесполезного омегу? Правильно, незачем. Вот мне и стало интересно, что ты...
— Заткнись, пока не прибил, — с глухой яростью посоветовал Чанёль, стиснув в руке несчастные бумажки с результатами обследования Бэкхёна.
— Будешь каждого прибивать? — развеселился не к месту Кёнсу. — Все об этом болтают. Это уже вроде шутки про ночную рубашку Бэкхёна. Дескать, опасно вступать в брак с омегой из семьи с пуританскими взглядами. Небось, каждый раз падает в обморок, когда слышит слово «ребёнок».
— Много ты знаешь... — Чанёль постарался взять себя в руки. А чего он ожидал? Бэкхён ведь тоже говорил, что часто слышал подобные вопросы и замечания. И вины Бэкхёна тут не было. Только сам Чанёль и виноват. Потому что об этом не думал, хотя следовало бы. Но он в принципе никогда не думал о возрасте Бэкхёна и возможных проблемах, с ним связанных. И не думал вовсе не потому, что ему наплевать, а потому, что привык, что Бэкхён всегда рядом, что это аксиома, как и их чувства. И ему казалось, что так будет всегда.
Пока Бэкхён не собрал вещи и не ушёл, закрыв дверь у него перед носом.
Вот и думай теперь, как быть, если любишь и Бэкхёна, и гонки. И пытайся понять, что же всё-таки любишь больше. А предстоящая гонка в системе Саргас лишь всё усложняла и запутывала.
И Бэкхён ещё... Он ведь в Империи. Так просто не возьмёшь и не придёшь к нему, чтобы поговорить в спокойной обстановке. Если Бэкхён вообще захочет с ним говорить...
Чанёль отчаянно боролся с желанием взвыть в голос от безысходности.
— А если я спрошу, спишь ли ты с Сэхуном?
— А я тебе скажу, что это не твоё дело, — немедленно зарычал на Чанёля Кёнсу и, наконец, запихнул карту в карман.
— Вот именно. Потому всё, что там у меня и Бэкхёна творится, тебя тоже не касается. Не твоё дело. Так что держи свои мысли по поводу при себе, ясно?
Чанёль рванул к выходу, потому что взвыть в голос от безысходности захотелось ещё сильнее, чем прежде.
@темы: humor, NC17, EXO, Kim Jongin, Luhan, Park Chanyeol, Byun Baekhyun, омегаверс, KaiLu, ChanBaek, KaiHan, Ie-rey, Formula Exol, Формула-О, romance, AU, Kai, fanfiction, фантастика